«Красную Шапочку» и «Кота в сапогах» под музыку, исполняемую оркестром Хакасской республиканской филармонии, в тот день рассказывал Александр Олешко. Заслуженный артист России прилетел в Абакан на сутки, но в души детей, пришедших в Русский драматический театр имени М.Ю. Лермонтова послушать творения Шарля Перро, запал точно.
И автографы раздал, и сфотографировался со всеми желающими. Никаких признаков звёздности не проявлял и во время разговора в одном из абаканских ресторанов.
В №№ 108 — 109 от 15 июня 2016 года можно прочитать начало той беседы. Сегодня — окончание.
Роль с гарантией
— Есть ли в вашей кинобиографии такая роль, которая оказала на вас очень сильное влияние? Возможно, вы стали по-другому смотреть на жизнь. Или роль не может изменить актёра?— Может. Это взаимообогащающий момент, взаимоизматывающий процесс. Тут главным является «взаимо». Как ты можешь обогатить роль, так и она тебя. Как ты можешь испортить роль, так и она в состоянии повлиять на человека. Это такие тонкие вещи. Мой педагог в Щукинском училище Владимир Владимирович Иванов любит повторять: «Жизнь артиста складывается не только из тех ролей, в которых он сыграл, но и из тех, от которых отказался». Правда, интересно? Многие же не могут отказаться. Или боятся. Осуждать нельзя. Артист всегда голодный до ролей. И зависимый. Ему надо кормить детей. Но! Если ты находишь в себе силы фильтровать — это здорово.Безусловно, смотришь по-другому на военных, когда снимаешься в картинах о войне. Когда ты оказываешься в окопе, землянке, болоте… Я через всё это прошёл. И контузия у меня была, когда пиротехник неправильно перезарядку сделал. Есть такой сериал «Кодекс чести». Он в 2000-х начал сниматься. Не буду развивать мысль… Потому что некорректно. Я попросил меня первым «убить». Хотя по книге мой герой — единственный, кто остаётся жить. Но его первого кокнули по моей просьбе. Уже не мог я всё это выдерживать. Потом я снимался в фильме «Смерть шпионам». Тяжелейшая, интереснейшая роль. С шикарными артистами. В Балаклаве съёмки проходили, в Севастополе… Было хоть и тяжело, но интересно.
Каждая роль помогает тебе узнавать, что ты можешь, а что нет. Позволяет изучать твой актёрский механизм. Вот фильм «Мужчина с гарантией». Играли с Гришаевой. Мой герой живёт в торговом центре. Ну, казалось бы, незамысловатая, добрая, ни к чему не обязывающая комедия, но снимался я там просто мучительно.
— Сценарий понравился, но пошло что-то не так?
— Нет, всё пошло так. Просто это был наш с Нонной пик телевизионной популярности как пародистов. Очень было важно не стать пародистом, снимаясь в кино. Понимаете? Очень часто люди-телегерои, которые снимаются в кино, продолжают и в картинах оставаться телегероями. Они не создают образ. А я режиссёра попросил: «Пожалуйста, ругайте меня! Делайте что угодно, только уведите меня в сторону от меня же. Чтобы это был другой человек. Но привнесите вместе со мной в его судьбу каких-то моих качеств…» Сложнейшая, шизофреническая задача. Уведите от меня, но меня же и внесите. И всё же мы справились. Я так страдал на этих съёмках! Мне было ужасно некомфортно. А в итоге смотрю — фильм крутят довольно часто по телевизору — и думаю: «Боже, всё уже забылось. Все эти тревоги растаяли. Осталась радость. И осталось кино. Доброе. Спокойное. Прелестное…» Пересматриваю его с большой радостью.
— А что оставили в памяти съёмки фильма «Август. Восьмого»?
— А что они могли оставить? Роль — не главная. Но это тоже Джаник Файзиев.
— Характерная роль. Запоминающаяся…
— Ну да. Почему-то всем нравится эпизод в лифте. Вот все мне про этот лифт — людям в память въелась сцена разговора с главной героиней. Ты предполагаешь одно, а зрители выбирают совершенно другое. Причём там мы на самом деле не едем ни в каком лифте. Снималась сцена на Мосфильме. Мы стояли в одном из павильонов… А на компьютере уже нарисовали всё так, как будто мы едем в лифте.
Только в театре артист становится артистом
— У вас остаётся время на то, чтобы играть в театре?
— Я совсем скоро с Театром имени Вахтангова поеду на гастроли в Екатеринбург. Будем играть с Машей Ароновой наш любимый спектакль «Мадемуазель Нитуш». Два дня подряд. Что вы, только в театре артист становится артистом. В театре на косточку творческую, если она есть, нарастает мясо.
— Просто некоторые театральные актёры, я знаю, в том же Екатеринбурге, не совсем уютно чувствуют себя в кино, но снимаются, даже если сценарий слабенький… Они понимают, что благодаря их кинопопулярности театр в будущем пополнится новыми зрителями. И вот тогда-то они скажут всё то важное, что хотели.
— Ну да. Так всегда бывает.
— Опять же, один раз они откажутся от роли, во второй могут и не позвать. Помню, приезжал актёр Александр Панкратов-Чёрный. А я с организатором приезда — Иваном Мананкиным — договоривался об интервью. Благодаря Ивану Ивановичу, кстати, вот эта книга «Глазами профи-нциала», которую я вам подарил, пополнилась интервью со многими известными людьми. В тот приезд Александр Васильевич с Ниной Усатовой, Игорем Скляром и другими артистами играли в спектакле «Любовь — не картошка, не выбросишь в окошко». Спектакль понравился, желание пообщаться никуда не пропало. На следующий день, уже ближе к вечеру, позвонил Иван Иванович: «Александр Васильевич дал добро, прилетай в гостиницу. В твоём распоряжении полчаса. Полчаса, и всё!» Я, обезумев от счастья, даже забыл переобуться. Так в летних туфлях в ноябрьский вечер и рванул к редакционной машине. Сидели в ресторане… А там ещё Нина Усатова ужинала. С ней, к сожалению, пообщаться не удалось. Но я её видел! А вот с Александром Васильевичем мы разговаривали… больше часа. И я тут ни при чём. Я несколько раз порывался уйти, а он всё рассказывал и рассказывал. Потрясающий собеседник. А какие у него стихи! Я потом вышел из ресторана. Машина уже уехала. Холодно в летних туфлях. Ноги мёрзнут. Добрался до редакции подмёрзший, но до безумия счастливый. Жаль только, что с Ниной Усатовой не удалось пообщаться.
— Усатова — грандиозная актриса.
— Я её видел в «Мусульманине». Как она там сыграла — уму непостижимо. Да и Миронов с Балуевым хороши, чего там говорить. Тем более у Хотиненко. От режиссёра ведь очень многое зависит. От сценария… Я тут посмотрел один фильм. Из последнего, что называется. Это какой-то ужас! Фонд кино им деньги выделил. И за государственный счёт сняли такое, что… слов добрых не найти. Я полтора часа потратил на просмотр, было ощущение, что меня обокрали. Лучше бы в 50-й раз посмотрел «Иронию судьбы…» или «Холодное лето 53-го…»!
— Время расставит всё на свои места. Это такой эволюционный процесс. Дойти до дна, а потом опять…
— Скажите, был ли у вас такой театр или режиссёр, на которого ходили до того, как стали известным? Лично для меня таким театром является Театр на Таганке. Исключительно из-за того, что там работал Владимир Семёнович Высоцкий. У меня была мечта пообщаться с Юрием Петровичем Любимовым, который и основал театр, и многое сделал для того, чтобы Владимир Семёнович раскрылся как актёр. А пообщался я с ним в свой день рождения. Так совпала командировка. Пришёл… Буквально прорвался в его кабинет. Здесь вот, в книге «Глазами профи-нциала», достаточно подробно всё описывается.
Вот что меня до сих пор поражает и восхищает: театр вернулся в тот день из Японии, прошла репетиция спектакля «Суф(ф)ле», потом его премьера. Была куча гостей на банкете… Много всего происходило вокруг, и тем не менее он нашёл время пообщаться с гостем из Сибири. А человеку уже под 90. Просто удивительного размаха личность!— В моей жизни таких театров было два. И я даже не думал, что когда-нибудь буду в них играть. Это Московский академический театр сатиры и «Современник». В Театре сатиры были потрясающие спектакли Валентина Плучека и Михаила Зонненштраля. Михаил Георгиевич, к сожалению, погиб. Но его сын играет молоденького солдатика в спектакле «Мадемуазель Нитуш», о котором я уже говорил. Афиша Театра сатиры была грандиозна по подбору произведений, взятых для постановки. Был там роскошный спектакль «Гроза». Валерий Гаркалин и Георгий Менглет творили просто чудеса на сцене. А какой был роскошный спектакль с длинным таким названием «Папа, папа, бедный папа, Ты не вылезешь из шкапа, Ты повешен нашей мамой Между платьем и пижамой». Аросева там играла. Блистательно просто. Какой был спектакль «Как пришить старушку»! Опять же Аросева. В общем, я изучал этот театр. В «Современнике» запомнился спектакль «Двое на качелях». Елена Яковлева и Александр Кахун. Невероятно! «Крутой маршрут»… Всё это постановки Галины Борисовны Волчек. Просто невероятно.Потом, когда я оказался в этом театре, мне как любому молодому артисту доверили роль стражника. Надо было просто стоять. Я не переживал ни секунды! Считал за счастье стоять стражником и смотреть на то, как играет Неёлова… Это ведь что-то вообще потрясающее!Кстати, потрясающим получился и спектакль «Идеальный муж» в Театре сатиры, где я выходил в парике, с бакенбардами и держал канделябр. В первом отделении я час 20 стоял с канделябром. А руки-то затекают… Но стоишь. Как в почётном карауле.
Зато ты видишь, как по-разному играют артисты. Вот она, школа. Ага, сегодня этот ход. Завтра вот эта отмычка роли. После завтра вот так, вот так…
— Вы же наверняка думали, что вот здесь я бы по-другому сыграл. И вот тут несколько иначе.
— Вы знаете, вот про это не думал.
— То есть такой был уровень актёров, что сомневаться не приходилось…— Во, вы абсолютно точно сказали. Я только задумался, а вы опередили. Потому что думать даже было бессовестно. Они все играли гениально. А сейчас я только и делаю, что думаю: здесь вот так сыграть можно, а вот здесь — вот так. Но молчу в тряпочку. Потому что кто-то, глядя на меня, тоже так думает.
Сегодня был замечательный тёплый зал. Дети, родители… Энергетика такая… Но в четвёртом ряду сидели две женщины, которые пришли с такими лицами, как будто конец света состоялся. Это всегда так бывает… Но ничего, я их потом вроде бы расшевелил.
Ничего не опошлить
— Хотелось бы поговорить по поводу телевизионных шоу, где вы выступаете в качестве ведущего. Например, «Минута славы». Для людей простых это такая возможность заявить о себе…
— В советское время был такой проект «Алло, мы ищем таланты». Я за то, чтобы люди не сидели у телевизора и не находились в бесконечном осуждении или обсуждении кого-то. Я за принцип: встань и иди. Поэтому как я могу над кем-то смеяться, если даже они смешны? Люди проделали многокилометровый путь для того, чтобы выйти на сцену и предъявить факт своей самореализации. Но как только человек выходит на сцену, выясняется самое интересное: оказывается, что не все тебя любят. Тебя тоже обсуждают и выносят какую-то оценку сделанному. Оказывается, надо ещё что-то приложить к своим стараниям, чтобы быть понятым и услышанным.
— Ну вот смотрите, в одном из сезонов кто только не выступал на «Минуте славы»! Вот что там только ни вытворяли, а победил человек, который играет на аккордеоне. Я не против аккордеонистов. Так уж всё сложилось.
— По-моему, выиграл Максим Токаев. Конечно, конкурсы — вещь субъективная.
— К некоторым участникам, было видно, вы проявляете симпатию.
— Да, я помогал некоторым людям. Были даже конкретные примеры, когда я тянул человека. Я знал, как его довести до победы. Но в одиночку это сделать невозможно. Если человек сам не вкладывает свою энергию, всё происходящее — мертворождённая история. Поэтому до какого-то момента я могу помогать, а потом уже претензии не ко мне… Я всегда за тех, кто на сцене. Я их защищаю… Если это не откровенная пошлость, не гадость какая-то.
— Скажите, искренняя дружба в шоу-бизнесе может иметь место? Одно дело всем улыбаться, а другое — поддерживать отношения.
— Может, если речь идёт о людях полноценных, творческих… Адекватных. Не сошедших с ума. Не завистливых. Что такое дружба? Это когда ты радуешься за человека от души. И от души же ему сопереживаешь, если что-то не так, а не делаешь вид. Редко, но возможно. Мне кажется это в любой профессии…
— Артист на виду у всей страны. Кто-то создаёт миф о собственном величии, и окружающие в силу каких-то причин вынуждены его поддерживать. На какой-то искренности это не может основываться. Там совершенно другие цели и задачи.
— Мне нравятся люди простые. Люди труда. Пахари. У которых нет никакого имиджа. Вот у Никулина был имидж? Он был таким сам по себе. Понимаете?
— Можно долго перечислять. Если брать актёров и актрис того поколения… А есть такая картина — иностранная или может быть советская, российская — из разряда важных, любимых?— Их очень много. «Баллада о солдате». Невероятное просто кино. Никаких тебе спецэффектов! Зато душа, сердце, любовь, долг, честь, красота… «Вокзал для двоих». «Неоконченная пьеса для механического пианино». Атмосфера. Совершенно уникальный фильм «Несколько дней из жизни И.И. Обломова». Просто невероятный…
Я тут слышал мнение, что фильмы Рязанова — это пошлятина. Это же невероятно, что столько фильмов одного человека просто выучены наизусть страной, понимаете? Второй такой режиссёр — Гайдай. Данелия отсюда же. «Экипаж» Александра Митты назвал бы тоже.
— А «Экипаж» Николая Лебедева вы уже видели?
— Ещё не видел. Хочу посмотреть. А вы смотрели уже?
— Нет, боюсь разочароваться. Все продолжения, которые снимались в последнее время, заметно уступают оригиналам. Хоть вторую часть «Иронии судьбы…» возьмите, хоть новых «Мушкетёров»… А если брать режиссёров. С кем бы хотелось поработать?
— Со всеми, кого назвал, безусловно. Все артисты с замиранием рассказывают, что работа у Никиты Михалкова на съёмочной площадке — отдельный актёрский институт. Но я, к сожалению, пока этого на себе не испытал. Но отчасти — да. Я два раза вёл закрытие и открытие Московского кинофестиваля. Участвовал несколько раз в премии «Золотой орёл». Есть даже кадры, как Михалков со мной репетирует. «Вот здесь, — говорит, — сделай паузу… А здесь я тебе сейчас скажу шутку, а ты её потом скажи так, как будто родил только что…» Очень было интересно. Я и за это благодарен судьбе. Теперь могу совершенно ответственно и спокойно говорить: «Да, я работал с Михалковым».
— Его многие сильно не любят.
— Слушайте, всех кто-то любит или не любит.
— Он — это какая-то отдельная история в мире кино. Мне кажется, причина в большой зависти.— Мне трудно ставить диагнозы. Лично я могу что-то не принимать. Но прекрасно понимаю, почему я это не принимаю. А трата энергии на упаковывание своей ненависти — уже от нездоровья. По поводу, кстати, семьи Михалковых. Благодаря вечеру, посвящённому 100-летию Сергея Михалкова, я был приглашён спеть песню «Мы едем-едем-едем». Требовалось выйти буквально на секундочку на сцену Большого театра… И когда я вышел, подумал: «Там же есть проигрыш, мне надо обязательно потанцевать, чтобы я имел право говорить: «Я пел и танцевал на сцене Большого театра». И теперь этот факт в моей биографии есть. Как и присутствие моё в Колонном зале Дома Союзов. Я же советский ребёнок. У меня этот зал ассоциировался с торжественными концертами и с похоронами генсеков. Мог ли я думать в детстве, что буду сам принимать участие в подобных концертах. Вот недавно был в Колонном зале в качестве зрителя. И сидел аккурат в том ряду, который стоит на месте, где обычно стоял постамент с гробом. Думаю: «Вот это да, я живее всех живых!»А 24 марта 2015 года был концерт памяти Клавдии Шульженко. 110 лет. И, представьте себе, я пел песни там, где она 40 лет назад, день в день, давала свой последний концерт, прощаясь со зрителем. Знаете, какое это невероятное ощущение. И был замечательный режиссёрский ход. Когда концерт закончился, все артисты вышли на сцену и услышали «Синий платочек» в исполнении Клавдии Ивановны. Вы знаете, вот у меня сейчас мурашки под кофтой. Мы на сцене стоим. Зал стоит. А в зале её голос.
Вот такие вещи меня волнуют. Я благодарю пространство, Бога, судьбу и тех людей, которые дают мне возможность всё это испытать, пережить. Я стараюсь собой ничего не опошлить. Не испортить. Так же, как при чтении сказок Шарля Перро.
— Не меньшая ответственность.— Понимаете, вот те две женщины из зрительного зала, про которых я уже говорил… У них потом, конечно, изменилось выражение лица, но сперва-то они смотрели на меня недобро: вот приехало тут нечто эстрадно-телевизионное… И понять их можно — люди напуганы тем, что нечто чистое может быть заляпано бессовестным прикосновением.
И что ещё хочу сказать по поводу того директора звезды, который вам испортил настроение… Есть замечательная фраза: «Бриллиант, упавший в грязь, всё равно остаётся бриллиантом, а пыль, поднявшаяся до небес, остаётся пылью». Потрясающе, правда? Надеюсь, что в этом раскладе я у вас на правильном месте. Спасибо, рыба оказалась шикарная (официанту). Прямо не знаю, когда я начну худеть… Но я не смог себе отказать в удовольствии. Спасибо.
Работать над собой
— Вы человек верующий?
— Да! Но верующий не на показ. Для меня это абсолютно естественное состояние. Бог — не дядька с бородой, на облаке сидящий и за нами смотрящий. Это сложносочинённая, очень интересная система. Как только ты ей пытаешься перечить, получаешь ответ. Но многие не хотят задумываться об этом, поэтому мне посредники между космосом, вселенной, небом особо не нужны. Хотя, конечно же, в определённые моменты жизни я обращаюсь к людям и получаю совет, наставление… На самом деле я провожу большую самостоятельную работу над изучением самого себя, законов вселенной. Питаю себя же интеллектуально, культурно. Когда-то Фаину Раневскую знаменитый театральный критик Наталья Крымова спросила: «Над чем вы сейчас работаете?..» Знаете ответ?
— Знаю. «Над собой».
— Вот так и я. Человек должен работать над собой. Ни в коем случае не сравниваю себя…
— А у вас есть такой человек, с которым можно безбоязненно поговорить по душам?
— Да, есть. Но очень важно, чтобы это был правильный человек. Есть такие люди, которые рядятся в белых овечек, а на самом деле кромсают тебе жизнь. Нужно быть очень аккуратным при выборе друзей. Чувствовать сердцем, душой.
— Зачастую люди в больших городах обречены на вечную гонку. Когда нужно бежать-бежать, зарабатывать-зарабатывать. На отношения времени катастрофически не хватает, и, когда оглядываются, выясняется, что люди-то они одинокие. Тот же Галкин. Я имею в виду не Максима.
— Ну да, Влада.
— Может, это каким-то образом и сказалось на его трагическом уходе…
— Я его за две недели до этого подвозил на машине. Мы с ним встретились в магазине. «Подвезти тебя?» — «Да, подвези».
— Кто-то начинает пить… Мне кажется, одиночество — одна из больших бед нашего времени.
— Вы знаете, всё зависит от человека. Вот меня, например, одиночество не тяготит. У меня свой мир, свои книги. Привычки. Фильмы. Музыка. Какие-то вот такие вещи.
— И квартира, в которой Первый канал сделал идеальный ремонт.— На самом деле ремонт сделали моему педагогу. Просто я сказал, что квартира моя. Мне не надо никаких ремонтов, у меня с этим всё нормально.Невозможно себе представить, что кто-то будет рядом и придётся всё распределить… Если ты умеешь жить с самим собой, выстраивать диалог с этим миром — всё хорошо.
Я прошу меня простить и понять, ко мне уже «пришёл» парацетамол. Уже хочется просто пойти и лечь в кровать. Давайте придумаем какой-нибудь последний вопрос и…
— Да я и так уже злоупотребил вашим вниманием. Александр Яковлевич Розенбаум дал мне 10 минут на разговор, Максим Аверин — 15. С вами мы общались больше часа. Спасибо за интервью.
— И вам спасибо. А книгу я обязательно почитаю в самолёте.
Александр ДУБРОВИН