Елена МИКЛАШЕВИЧ работает старшим преподавателем кафедры археологии Кемеровского госуниверситета. Еще она является вице-президентом Сибирской ассоциации исследователей первобытного искусства (САИПИ) и человеком, который по-настоящему увлечен изучением наскальных рисунков. Корреспонденту “Хакасии” удалось встретиться с известным ученым в научной экспедиции на берегу Красноярского водохранилища.
— Моя жизнь неразрывно связана с городом Кемерово. Здесь я в свое время окончила исторический факультет университета и занялась изучением наскального искусства. Научным руководителем у меня был Борис Пяткин, который часто работал на Енисее — в Хакасии и Красноярском крае, и в научные экспедиции с ним я ездила с удовольствием. Затем начала самостоятельно изучать наскальное искусство в самых разных регионах — Алтай, Тува, Киргизия, Казахстан, Узбекистан. Поездила по миру, но могу теперь сказать, что любимым местом для меня по-прежнему остается Средний Енисей. Считаю его самым интересным регионом, самым богатым в плане исторического наследия, в том числе наскального искусства. Две-три тысячи лет назад прибрежные скалы Среднего Енисея настолько были украшены рисунками, что даже трудно сегодня представить весь масштаб этого явления. По моим прикидкам, примерно 30 процентов сохранилось до сегодняшнего дня от всего этого изобилия — и даже меньше.
— Какие памятники древней наскальной живописи вам в данный момент наиболее интересны?
— Собираюсь сделать полное документирование рисунков на горах Суханиха и Бычиха, расположенных в Минусинском районе Красноярья. На территории Хакасии — это горный массив Оглахты, гора Куня, Сулекская писаница и весь прилегающий к ней археологический “район”. В последнее время последовательно работаю на этих памятниках наскального искусства и очень надеюсь эту работу завершить. Займусь и другими памятниками. Вообще есть мечта опубликовать каталог наскального искусства Хакасии. Идея эта зародилась несколько лет назад, причем с подачи известного в вашей республике любителя истории и мецената Сергея Нарылкова. Постепенно собираю материал для такой публикации, езжу, смотрю. Еще не все удалось увидеть своими глазами. К тому же нашла в архивах данные о памятниках, которые не исследовали другие специалисты.
— И все-таки ваш любимый памятник на Среднем Енисее — именно Суханиха?
— Верно. Суханиха — это тема моих курсовой и дипломной работ, она мне ближе и родней других подобных мест. В нынешней экспедиции предстоит очистить от лишайника и скопировать несколько наскальных плоскостей с древними рисунками, проверить состояние памятника. Мониторинг Суханихи важен, поскольку в научной литературе бытует мнение, что памятники наскального искусства за тысячелетия своего существования вроде бы прошли самые “страшные стадии” и сейчас находятся в некотором стабильном состоянии. И что основной их враг — современный человек. Мои же исследования показывают, что это далеко не так.
Никакой стабильности в действительности не наступило. Памятники продолжают разрушаться. Есть мои материалы и фотографии Александра Адрианова и Якова Шера, сделанные в прошлом столетии. Сравниваю и понимаю, что отваливаются, пропадают целые плоскости — наскальные рисунки при этом навсегда утрачиваются. Даже вдали от водохранилищ то же самое происходит. Конечно, и человек сильно вредит, и водохранилища, но в масштабах естественных природных разрушений их роль ничтожно мала.
— Вы, насколько известно, и специалист по части реставрации и музеефикации памятников наскального искусства?
— Да, с реставраторами я работаю и специально изучала, как это делается в других странах. В 2004 году входивший в одну из моих экспедиций реставратор укреплял по уникальной технологии Малую Боярскую писаницу, что в Боградском районе Хакасии. Есть такой опыт. Но и продолжаю изучение петроглифов. В Хакасии, к примеру, нет ни одного памятника наскального искусства, который был бы полностью исследован. Ни одного! И по правому берегу Красноярского водохранилища такая же история. Три века изучения, кажется, куда больше… Тем не менее это так.
— А из Хакасии к вам обращались по поводу музеефикации наскальных рисунков? Сейчас в нашей республике активно открывают так называемые муниципальные музеи под открытым небом, куда входят и памятники наскальной живописи.
— К сожалению, ко мне никто не обращался. Считаю, что вашим специалистам необходимо изучить опыт стран Средней Азии, где нечто подобное давно уже сделано, музея-заповедника “Томская писаница” в Кузбассе. На конференции, проводимые САИПИ, мы постоянно приглашаем директоров музеев-заповедников, они делятся своими наработками, полезным опытом. Из Хакасии, увы, никто не приезжает. Аналогичная ситуация, кстати, и в Алтае складывается, где во главу угла, как и у вас, поставлена задача показа памятников туристам. Это, безусловно, правильно, ведь памятники и существуют для того, чтобы их знали, видели, гордились ими. Но не должны при этом прерываться их реставрация и изучение. Нужно искать баланс между интересами посетителей и сохранением памятника. Очень сложно почувствовать, когда и при каких обстоятельствах эту грань можно переступить. В какую сторону этот баланс нарушать, должно решаться в каждом случае индивидуально.
Очень хороший пример нахождения такого баланса существует в Казахстане, на известном памятнике наскального искусства Тамгалы, который входит в список всемирного наследия ЮНЕСКО. Там создали государственный музей-заповедник и сохранение и изучение этого памятника поставили самой важной задачей. Посещаемость — вторично, поэтому и деньги с посетителей отказались брать изначально. Это правильно. Над проектом музея-заповедника работала целая группа специалистов, включая представителей других государств. Они определили, как обустроить туристические тропы, что публике показывать, а что продолжать изучать. Местность вокруг памятника кажется дикой, но при этом все создано для удобства туристов.
— Тем не менее музеев под отрытым небом в Хакасии сейчас больше, чем в том же Красноярье.
— Да, опыт Хакасии можно только приветствовать. Думаю, будут и издержки на таком пути, но все равно это лучше, чем ничего. Еще, казалось бы, совсем недавно, в 2002 году, мы проводили в республике полевые семинары, на которых пытались достучаться до чиновников в вопросах охраны знаменитых Боярских писаниц, Сулека. Сегодня ситуация в Хакасии совершенно противоположная, и это ученого может только радовать.
В целом шумиха околотуристическая сделала свое дело, и в общественном сознании, как мне кажется, произошел серьезный сдвиг. Посмотреть на древние рисунки в Хакасию сегодня едут люди из других регионов страны, из-за рубежа. Они уже не пакостят на памятниках древней культуры. Но вандализм все же присутствует. Порою даже кажется, что он в некоторых наших согражданах неистребим.
— Как с ним бороться?
— Этим, видимо, должны заниматься органы охраны памятников. Мне известны случаи, когда людей, что называется, ловили за руку, тем не менее до суда не доходит ни один зарегистрированный факт вандализма.
— На Томской писанице были случаи, когда наказывали за порчу наскальных рисунков?
— Однажды акт вандализма зафиксировали камеры наружного наблюдения, но суд пожалел нарушителя. Выяснилось, что он воспитывался матерью-одиночкой, и им даже нечем заплатить штраф…
— В этом году государство выделило больше 200 миллионов рублей на спасательные археологические экспедиции в ложе Богучанской ГЭС. Что вы думаете по поводу происходящего, ведь погибнут тысячи памятников?
— Ситуация просто безобразная. Археологам очень от этого грустно. Но те, кто взял эти деньги, безусловно, рады. Там сейчас много моих коллег работает. Не поздно еще отказаться от этих денег. В советское время археологи не могли сказать “нет”, когда гибли памятники в том же Красноярском водохранилище. Их бы просто никто не послушал. Сейчас время другое, но я не вижу ни петиций своих коллег, ни протестов, все молчат о затопляемых памятниках.
Получается парадоксальная ситуация. Дело в том, что все большие стройки дают деньги на археологию, в другое же время денег нет. Нет средств на научные раскопки, на серьезную работу с наскальными рисунками, только вот на такие “спасательные” мероприятия. Во время работ по расчистке ложа Красноярского водохранилища отечественная археология сильно продвинулась. Но и погибло гигантское количество уникальных памятников. Никто даже не представляет себе, сколько! Сейчас то же самое с Ангарой происходит. Слабо изученный регион в настоящее время массированно исследуют, появилась масса находок. Но памятники-то погибнут — это плохо.
* * *
На следующий день после нашего разговора выдалась хорошая погода, и рано утром Елена Миклашевич отправилась в причудливо вьющиеся горные лога, и я так и не смог ее там отыскать. “Искать бесполезно”, — говорили кемеровские студенты — практиканты.
Через некоторое время мне пришло электронное письмо, в котором Елена Александровна сообщала об очередном вопиющем факте вандализма: “Ездили из нашего лагеря на гору Моисеиха, возле Потрошиловского бора, где мы испытали настоящий шок… Я ожидала увидеть красивую очищенную нами в 2009 году от посетительских записей главную плоскость, но увидела ужас. Она вся покрыта огромными буквами — вся, абсолютно вся забрызгана белой краской: “Оля и Саша Бутенко, 30.07.2010”. И огромное сердце. Это явно молодожены. Не видеть рисунки они не могли, однако рука поднялась на такое варварство! Вернусь домой, буду писать в Красноярск. Мало, конечно, надежды, что органы охраны памятников и полиция займутся этим делом, но я этого в любом случае так не оставлю…”
Вот только может ли что-то сделать для охраны памятников один человек, если даже под ее знамена в этом нужном деле встанет весь САИПИ?..
Сергей АМЕЛИН
Абакан — Минусинский район — Абакан
Фото автора и Валерия БАЛАХЧИНА