Начало Великой Отечественной войны было неожиданным и страшным. Враг наступал по всем направлениям, превосходил советскую армию количеством боевой техники и оружия.
И молодым мальчишкам, и взрослым солдатам, участвовавшим в боевых действиях в первые дни, месяцы войны, приходилось очень нелегко. Об этом рассказ нашего постоянного автора Геннадия Дураева.
На этот раз в книге его воспоминаний, которую он пишет о близких и родных людях, односельчанах и друзьях, открыты страницы о начале войны — войны, которую прошли старшие родственники Геннадия: его отец Григорий Дураев и его старший брат Иван, 1923 года рождения. Две военные дороги — они были разными…
«Встречины»
— Мой старший брат Иван вернулся с войны только в 1949 году, — вспоминает Геннадий Дураев. — Мне было восемь лет, и я всё примечал и запоминал. Долгожданная встреча была трогательной. Его жена Оля и дочь Валентина не отходили от него ни на шаг, каждую секунду стремились прижаться, обнять своего мужа, отца, которого не чаяли уже и увидеть. Конечно, организовали хлебосольные «встречины». На ужин позвали близких, родственников и друзей. Но кроме них пришли те односельчане, родные которых пропали на войне без вести. С надеждой смотрели они на Ивана: он вернулся в родное село спустя девять страшных лет, прошёл через плен и концлагеря, тоже был потерян без вести — но ведь вот он, живой! Значит, и их родные сыновья и отцы, исчезнувшие в урагане войны в первые её месяцы, может, тоже сейчас ищут дорогу домой и вернутся. Обязательно вернутся…А Иван радовался, его исхудалое лицо просто светилось счастьем, когда брал он в руки гармонь или балалайку и играл самозабвенно — и, несмотря на то, что девять лет не имел возможности коснуться инструмента, пальцы слушались его.
Был у нас в деревне «вояка» не нюхавший пороху, но много рассказывающий о своих военных победах. Назовём его Андрюха Кравченко. Он даже до фронта не доехал, но бахвалиться любил. Тогда, в 1949-м, много уже воинов скончалось от ран, вернувшись домой. Часто их несмышлённые дети играли в «пристенок» отцовскими наградами. Благодаря этому у Андрюхи вся грудь была в орденах да медалях. И вот подвыпил он на встрече Вани, осмелел, пошёл на него гоголем, хотел вырвать из рук гармонь. Тут уж отец мой, Григорий Дураев, не стерпел — схватил негодяя за грудки да вышвырнул в сенки. Видимо, так сильно вскипел, что большую часть пути летел тот Андрюха, медалями чужими бряцая, прямо по воздуху да и свалился в погреб. В общем, не засиделся он у нас в гостях — как улепетнул, мы не заметили.
Оружие брать с боя!
А Ваня, отложив гармонь, изменился лицом — попросили его рассказать о том пути, что на войне он прошёл. Внимательно слушали односельчане о тех мытарствах, испытаниях, которые стали его судьбой на девять лет, — не дай Бог испытать такое, не дай Бог. И друг его, Александр Григорьев, прошедший ту же дорогу, сидел рядом, покачивая головой, будто подтверждая рассказ товарища, и только крепче обнимал сына своего, Колю…А мытарства на войне начались почти сразу, когда после недельной подготовки молодых 18-летних ребят отправили на фронт. На территории Украины их эшелон подвергся бомбардировке вражеских штурмовиков. Поезд остановился, все бросились врассыпную, прячась от пулемётных очередей. Поступила команда: «Занять оборону! Окопаться и удержать позицию!» — а у молодого пополнения не то что автомата — одной винтовки на десять человек нету. Когда солдаты начали говорить о вооружении, им, по словам Ивана, ответили сухо: «В бою захватите оружие врага и покажете истинный характер советского солдата! А если убьют кого-нибудь из ваших товарищей, то тогда берите его винтовку и продолжайте бой!»Иван вспоминал: «На наши позиции двигалась лавина немецких танков, земля дрожала под их гусеницами, а над полем стоял страшный, несмолкаемый гул — будто война пела свою смертельную песню. Даже солнце скрылось в облаках гари, пыли, дыма. Но мы всё равно вставали во весь рост и за командирами шли на врага, пытались атаковать. Многие полегли тогда в неравной схватке, ход которой был предрешён.
За танками двигались мотострелковые соединения, и этот стальной таран раздавил нашу оборону, закатал в землю всё, что двигалось или шевелилось и, не останавливаясь, устремился на восток, в глубь нашей территории».
Маленькая победа
— Нам, оставшимся в живых минёрам, дали задание взорвать мост, чтобы лишить противника возможности подтягивать свои тылы, подвозить тяжёлую военную технику, — рассказывал Иван. — Мы его выполнили. Для этого пришлось вплавь переправлять на себе 30-килограммовые ящики с динамитом, а затем закладывать взрывчатку под мост на центральной опоре, находящейся на середине реки. Я хорошо умел плавать — меня это выручило. Нескольким нашим ребятам не повезло — они хуже плавали, и тяжёлый груз утянул их на дно. Несмотря на это, мост был взорван — наша маленькая победа. Враг не ожидал такого поворота событий, уверенный, что после него осталась только выжженная земля. Конечно, сразу была начата операция по ликвидации оставшихся на занятой территории групп советских солдат, укрывавшихся в оврагах и кустарниках.Мы же, разделившись на несколько мелких групп, стали пробиваться к своим. Только где эти свои, никто не знал…Ночью миновали пшеничное поле и вышли к деревне. Там нас накормили, напоили, но попросили побыстрее покинуть село, чтобы не подвергать опасности местное население.Но уйти мы не успели — услышали шум приближающихся моторов, увидели грузовики, на которых ехали вражеские солдаты с собаками. Спустя минуты деревня была оцеплена, скрыться невозможно.
Плен… Нас повезли на станцию, загнали в вагон и отправили в Германию, в концлагерь. Были допросы, избиение, страшные садистские пытки. Не все их выдержали, многие скончались. Тех, кто выжил, отправляли на завод — на самые тяжёлые работы.
Лагерь. Побег. Маутхаузен
Казалось бы, чужая, враждебная земля за тысячу вёрст от России, Сибири, но именно на этом заводе мой старший брат встретил своего односельчанина и друга детских лет Саню Григорьева. Неожиданная встреча ещё более сдружила их, они не расставались все годы пленения, домой вернулись почти одновременно. И на работу к местному бауэру они попали вместе. Хозяин, приехав в лагерь, выбрал крепких сибиряков для работы в доме и мастерской. Но всё же это был не лагерь, хотя работать приходилось по 14 часов, а кормили поначалу тем, что давали и свиньям — похлёбкой из брюквы и эрзац-хлебом. Парни выполняли все виды работ аккуратно и умело. В свободное время мастерили детские кроватки, табуреты. Хозяину они понравились за трудолюбие и честность, и спустя некоторое время он разрешил им обедать за общим семейным столом. Только, как рассказывал Иван, их не оставляла мысль о побеге, они продумывали планы, и когда выдался удобный случай, всё же сбежали, но ненадолго. Уже через четыре часа их поймали и отправили в лагерь Маутхаузен. Лагерь был огромный. Интернациональный. В нём содержались пленные со всей оккупированной территории Европы и СССР. Посылки получали только заключённые европейских государств. Они делились с русскими, перебрасывая куски хлеба через забор из колючей проволоки. Надзиратели же развлекались тем, что бросали этот хлеб в толпу пленных, и когда изголодавшиеся, измученные люди бросались за ним, начинали отбирать у других или даже драться, расстреливали всех.
— Второй фронт продвигался всё ближе, — рассказывал Иван. — Мы уже слышали залпы орудий, а американские лётчики кружили над лагерем и сбрасывали нам ящики с шоколадом. Временами даже были видны лица лётчиков. И вот наступил день освобождения — в наш лагерь вошли американские войска. Это была большая радость — свобода. Мы ждали момента, когда вернёмся в Россию. Однако американские военные стали предлагать уехать в Америку. Обещали обеспечить нас там работой и жильём. Предупреждали, что при возвращении в СССР мы можем пострадать: заключённых концлагерей, освободившихся из плена, считают предателями. После нескольких лет плена мы даже не думали над предложением американцев ехать куда-то, помимо родины. В репрессии тоже не верилось — столько мучений испытали все в плену, в концентрационных лагерях. А дома нас ждали родные люди, семьи. Выбор был сделан.
Враг народа
— И всё было хорошо, пока не пересекли границу, — вспоминал Иван. — Как по команде в вагон ворвались войска НКВД, и нас объявили арестованными предателями родины. Не знаю, был ли суд, но всех отправили отбывать четырёхгодичное заключение на Челябинский военный завод, где шла подготовка к производству ядерного оружия.Наверное, это было самое сложное время — четыре года в заключении на родной земле, где к нам, прошедшим ужасы нацистских концлагерей, относились как к врагам народа. И если там надзирателями, пытающими заключённых, были фашисты, то здесь мы терпели уже от своих. Это было несправедливо и больно вдвойне. Однако русские, а уж сибиряки тем более, не сдаются. Прошли и эти четыре года, и мне было разрешено вернуться в родное село…После возвращения домой Иван, получивший на заводе высокую дозу облучения, на земле не зажился. В 1958 году, в возрасте 35 лет, он умер. Похоронили его в селе Сапогово Усть-Абаканского района — неподалёку от могилы Найдёжкина Егора, с которым на войне столкнул его на мгновение случай — да и развёл.
Как раз во время того первого боя, когда фашист бомбил состав с молодым пополнением, а наши ребята практически без оружия организовали атаку на лавину вооружённых до зубов немцев, Иван увидел вдруг в потоке бегущих навстречу врагу людей знакомое лицо. Это был Егор Найдёжкин. Какие-то секунды — ребята только пожали друг другу руки, обнялись — и волны боя разметали их в разные стороны. Больше не виделись они. Егор, вернувшись с войны, скончался от ран, Иван возвратился позже. Но на кладбище сейчас — рядом. Воины, защитники, люди. Время вновь соединило их в одной точке пространства — на Родине, которую они защищали. На родной земле, к которой стремились, несмотря ни на что…
* * *
Лагерь Маутхаузен был построен в одном из самых красивых и живописных мест долины Дуная на окраине старинного верхнеавстрийского городка Маутхаузена ещё в 1938 году, когда он стал «филиалом» нацистского концлагеря Дахау, расположенного неподалёку от баварской столицы — Мюнхена.
Первые две тысячи советских военнопленных поступили в Маутхаузен 22 октября 1941 года. Всего же в концлагере недалеко от любимого города фюрера, который он хотел со временем превратить в столицу мира — Линца — было казнено, умерло от избиений и голода, а также от непосильного труда в каменоломнях более 32 тысяч советских граждан, 30 тысяч поляков, несколько тысяч евреев, итальянцев, венгров, албанцев, сербов и хорватов.
Подготовила Елена АБУМОВА