Бесспорно, среди представителей рода казановских Майнагашевых много людей, проживших замечательную жизнь и даже оставивших после себя воспоминания. Такой была, к примеру, Евдокия Васильевна. Её истории начала записывать внучка Инна Новикова из Красноярска лет в двадцать.
«Незнакомый мне быт дореволюционной Хакасии, противостояние с новыми властителями, личность необычайно изящного молодого человека на старой фотографии — бабушка называла его «дядя Стёпа», — рассказывает Инна Новикова, — теперь известна всей Хакасии — это Степан Дмитриевич Майнагашев, о нём написаны научные труды, снят фильм, установлена мемориальная доска. Но вспоминала племянница не только о нём…»
Дунечка
В детстве её звали хакасским именем Дунячах — Дунечкой. А я вспомнила рассказанный бабушкой эпизод, где прозвучало это имя. В какой-то праздник, скорее всего, в Пасху, её, тогда ещё маленькую, мать отпустила в гости к дяде Терентию. У того было весело: качели во дворе, детей полно… Но по дороге догнал брат Стёпа:— Дунячах, тебя мама зовёт.Она вернулась домой. Оказалось, что мать не звала её. Но кто-то из детей был нужен по хозяйству, и она посылать Дусю за Стёпой не стала. Так Дунячах осталась без праздника…
Бабушка родилась в 1913 году в зажиточной хакасской (тогда говорили, «инородческой») семье в Иресовом аале, что находился у подножия горной гряды с названием Семь дев. Её отец, Василий Дмитриевич, мечтал перебраться в город, но, поскольку был вторым из сыновей, оказался привязанным к хозяйству.
Ирес
Своего деда, Дмитрия Александровича Майнагашева (по-хакасски его звали Ирес), Дуня не застала в живых, но много слышала о нём. Он был известным человеком в местном инородческом обществе, занимался благотворительностью: жертвовал на дальневосточные экспедиции, Николаю Михайловичу Мартьянову — на музей, просто отдавал государству деньги, зерно, быков и овец. В Минусинском краеведческом музее имени Н.М. Мартьянова есть справочник Феликса Кона, выпущенный к 25-летию его основания. Там приведён список жертвователей, среди них — «Майнагашев Д.А., инородец. Древности и глаукофан». Сотрудники музея не сразу вспомнили, что такое глаукофан. Им оказался камень типа алебастра.Занимался Ирес и орошением — он первый в округе провёл к огороду канал. Соседи потом сделали от него отводы и даже, бывало, заявляли своё право на первоочередное пользование водой.
Дунячах смеялась, когда вспоминала эти посягательства. Иреса давно не было в живых, а система водоснабжения, созданная его руками, работала и носила его имя — Иресов канал.
Дети Иреса
В публикациях о Степане Дмитриевиче встречается информация, что в семье Майнагашевых росли три сына (Терентий, Василий и Степан) и две дочери. В действительности детей было больше: на единственной известной фотографии Иреса рядом с ним стоит его сын Иркут, который умер подростком, как и ещё несколько детей в семье. Кроме того, у Иреса была старшая дочь, Прасковья, она была замужем и не принимала участия в майнагашевских делах. В 1930-е годы её с мужем, Гавриилом Афанасьевичем Асочаковым, и с детьми сослали в Иркутскую область. Прасковья Дмитриевна была уже в возрасте, работать не могла. А еду им выдавали по количеству работающих. Когда все приходили с работы, Прасковья Дмитриевна накрывала на стол и говорила, что уже поела. Она уморила себя голодом.
Её дочь, Ольга, ослепла от нервного потрясения. По возвращении из ссылки она пыталась восстановить зрение, ездила на лечение в Одессу, но слепота оказалась необратимой. Там Ольга выучилась на массажистку. Страждущие к ней на лечебный массаж съезжались со всей округи.
Иресиха
Жена Иреса, Варвара Николаевна (урождённая Кызласова), была грамотная и знала православные молитвы, её приглашали к больным, когда не могли дозваться священника. Она вела дела с купцами — то они к ней приезжали, то сама ездила в Минусинск, Иркутск и Красноярск. Мать Дунячах, Ирина Ипполитовна (по отцу Ултургашева), вспоминала, как вскоре после их свадьбы свекровь засобиралась в Иркутск и, оставляя на молодую невестку хозяйство, долго перечисляла задания: одному пастуху то, другому это… Один пас лошадей, другой — коров, а трое следили за овцами. Масштабы деятельности этой женщины были поразительными: в зависимости от условий в её хозяйстве насчитывались от 9 до 22 тысяч овец. Иресиха была человеком прогрессивных взглядов, в то время такие женщины редко встречались. Однажды Дунячах заболела желтухой, старший брат отвез её в больницу и, оставив в очереди, уехал по своим делам. Врач выписал ей три лекарства, видимо, в разных формах, потому что получать их нужно было в нескольких очередях. Два из них она получила, а третье — не успела. Вернулся брат и заторопил домой. По дороге обнаружил, что лекарств меньше, чем рецептов, и до самого дома выговаривал ей за это. Ирине Ипполитовне в голову бы не пришло сделать замечание сыну за то, что он ругает младшую сестру, она считала, что мальчик прав уже потому, что он мальчик. Но у них в доме оказалась бабушка Иресиха. Она резко высказала внуку, что его затем и послали, чтобы сидеть с сестрёнкой в очереди, разговаривать с врачом и разбираться с рецептами. Послала его в тайгу за черемшой — народным средством от всех болезней. Ездил с ночевой, возвращался пешком — так была нагружена лошадь. Таков был авторитет Иресихи.
У неё было принято многое, чего местные жители ещё не знали. Так, под Рождество наряжали игрушками ёлку. Или она выращивала клубнику. Тогда ягоды собирали в лесу, а не садили сами, но варенье ценилось из-за дороговизны сахара. Детям варенья не давали вообще, только разрешали доедать, если оно оставалось на столе после гостей. Лишь однажды Дунячах поела варенья досыта: одна из тёток пошутила, что если проглотить черёмуху с косточкой, то можно умереть, после чего впечатлительную и было упавшую в обморок девочку угощали им столько, сколько она хотела.
Василий Дмитриевич
Отец Дунячах, Василий Дмитриевич, был средним сыном Иреса. Как и старшему, Терентию, ему было выделено отдельное хозяйство. Вместе с русским плотником и мастером столярных дел он построил крестовый дом. Этот умелец потом жил в его семье и изготовил мебель для дома. Дунячах запомнился конторский стол — большой, покрытый зелёным сукном, с ящичками и узорными решётками по краям. Когда привозили арбузы, их закатывали в том числе и под этот стол, и детям «становилось негде в прятушки играть». В доме были высокие окна, украшенные комнатными цветами. Отростки их привозились Ириной Ипполитовной из гостей. Войдя с улицы домой, Василий Дмитриевич целовал своих детей, а им было щекотно от прикосновения его усов, особенно зимой, с мороза. С визгом они, преследуемые смеющимся отцом, разбегались по комнатам. Одно время Василий Дмитриевич работал управляющим сельхозбанком в Минусинске и звал жену переехать туда. Но Ирине Ипполитовне даже мысль о городской жизни была смешна:— И что, я буду с корзиночкой на базар ходить?Ирина Ипполитовна не выносила, чтобы в доме пахло едой. Поэтому зимой в любой мороз она открывала окна, а летом в качестве кухни использовала юрту. Под крышей дома жили голуби, для которых Василий Дмитриевич сделал, как бабушка говорила, «сёдлы».
В 1920-е годы дом разобрали по бревну, перевезли в Аскиз и собрали обратно — в нём разместили какое-то советское учреждение.
Степан Дмитриевич
Устроив жизнь двух старших сыновей — Терентия и Василия, Иресиха отпустила младшего учиться. Степан поступил в Красноярскую духовную семинарию, окончил её по ускоренному курсу, а потом стал слушателем народного университета Шанявского в Москве. Затем он служил в Императорском географическом обществе, занимался тюркскими языками и этнографией, ездил в экспедиции. На сайте Кунсткамеры имеется его фотоотчёт о поездках к тюркским племенам в 1913 и 1914 годах.Где-то между 1914 и 1916 годами Степан Дмитриевич занялся кооперацией и общественной деятельностью. Он добивался возврата местному населению земель, изъятых в переселенческий фонд, организовывал кредитные товарищества. Во время Первой мировой войны хакасов призвали в трудовую армию и отправили на Черемховские угольные копи. Доведённые почти каторжными условиями до смертельных случаев, они начали дезертировать в массовом порядке. Степан Дмитриевич пытался смягчить участь судимых беглецов.
Революционные события февраля 1917 года Степан Дмитриевич Майнагашев принял с энтузиазмом. На одном из съездов инородческого представительства он предложил собравшимся называть себя хакасами. Им был разработан первый хакасский алфавит. Продолжая деятельность по консолидации ачинско-минусинских инородцев, Майнагашев добивался от антибольшевистских правительств выделения хакасских волостей в самостоятельное земство. Вплоть до окончательного утверждения советской власти С.Д. Майнагашев (1885 — 1920) являлся не только общественно-политическим деятелем, но и признанным лидером хакасского народа.
Катастрофа
Между тем революционный энтузиазм вскоре сменился разочарованием, мобилизацией хакасов в белую армию, мародёрством вооружённых людей, представлявших и белых, и красных. По воспоминаниям Дунячах, все они отбирали еду, но красные ещё и убивали. Естественно, что несколько десятков молодых сильных мужчин, с детства сидевших на лошадях и державших в руках охотничьи ружья, пытались защищаться. Некоторые из них успели послужить в дружинах самоохраны, другие — в Хакасском дивизионе. По утверждению ещё одного известного представителя рода — Григория Ильича Майнагашева, Василий Дмитриевич был даже в офицерском звании. Он и возглавил вооружённый отряд.К концу 1919 года Дуне было шесть с половиной лет. Её воспоминания о тех событиях отрывочны, но отдельные сцены ярко врезались в память. Она помнила, как её отец нервно ходил из угла в угол и что-то быстро говорил, а её двоюродные братья, Ион и Васька Евграфович, сидели и плакали. Помнила, как Василий Дмитриевич яростно спорил с сестрой Александрой о «марксистской литературе», и та выбегала в слезах. Помнила, как в дом приходили вооружённые люди и, уперев ружья в грудь её матери, требовали выдать Василия Дмитриевича. И как позднее приходил каяться кто-то из зареченских: красные их якобы пытали, дознаваясь, кто против советской власти, и он показал на всех троих братьев.На их задержание были брошены немалые силы. «В с. Бея […]
были сведены 21 милиционер Минусинской уездной милиции, 5 красноармейцев Минусинского гарнизона, 10 кавалеристов Бейской самоохраны, 50 пехотинцев и 10 кавалеристов самоохраны Абаканского завода. Вместе с десятью конными милиционерами, которых привёл с собой возглавляющий эту операцию начальник 4-го участка Минусинской уездной милиции Р.Э. Харью, был создан сводный отряд общей численностью в 107 бойцов. Не доходя до Майнагашевского улуса десяти верст, отряд начал его окружение. Атака на улус началась в шесть часов утра, видимо, 10 марта …» 1
В Минусинске чекисты обвинили арестованных в организации карательного отряда и 24 апреля 1920 года приговорили Степана Дмитриевича и Василия Дмитриевича к расстрелу. Бабушка рассказывала, что Терентия, старшего брата, они выгородили — он был самый многодетный. Его выпустили из тюрьмы после их казни. Затем Терентий Дмитриевич стал одним из организаторов Аскизского мелиоративного товарищества и погиб в лагерях уже в 1930-е годы. «Приговорённые к расстрелу Василий и Степан Майнагашевы не признали своей вины. Степан заявил, что не был заговорщиком против советской власти. Перед смертью они обнялись так, что их, чтобы расстрелять, пришлось растаскивать» 2.
Скитания
Оставшись после гибели Степана Дмитриевича с двумя маленькими детьми на руках, его вдова, Серафима Михайловна Порываева, ушла от Майнагашевых к своим братьям, которые к тому времени тоже переехали в Хакасию. Она была учительницей. Позднее вышла замуж за Константина Константиновича Самрина, который работал в системе народного образования. Этого человека расстреляли во время «большого террора».
С известием о смерти Василия Дмитриевича Ирина Ипполитовна открыла двери опустевшего дома, выпустила из загонов скот, а затем уехала с детьми к родственникам на Тёю. Их преследовал ещё и мельник Пахомов, которому Василий Дмитриевич якобы остался должен золото. Они прятались по лесам, чужим покосам, в заброшенных домах. В это время умерла младшая дочь Ольга, с матерью остались Семён, Степан и Евдокия.
Возвращение
После трёх лет такой жизни семья вернулась в родные места и начала восстанавливать разрушенное хозяйство. Ирина Ипполитовна с сыновьями целыми днями работала в поле, её брат присылал на помощь своих сыновей. Иресиха передала от своей кобылицы необъезженных жеребцов — их объезжал Семён. Десятилетняя Дунячах вела дом и занималась огородом. Развели ещё и домашнюю птицу, даже индюков, тогда это была редкость. Ирина Ипполитовна гордилась, когда проходившие мимо их забора люди спрашивали, откуда эта птица, и кивала на дочку: она вырастила. Когда Дуня стала постарше, ей доверили пасти овец.Каким-то образом она успевала играть в куклы. Попросила брата сделать противень, маленький, с ладошку, куклам пирожки печь. Отщипывала кусочек от теста, заведённого матерью, и лепила крошечные пирожочки, по одному кедровому орешку в каждом. Брат каждый раз успевал выхватить листик из печки, ссыпать все пирожки себе в ладонь — и в рот, так ничего куклам и не доставалось.Однажды незнакомый прохожий сказал Дунячах что-то восхищённое про её косы и подарил зелёную шёлковую ленту. Она побоялась, что мать подумает что-нибудь нехорошее, изрезала ленту на мелкие кусочки и выбросила в Иресов канал.
Семён Васильевич, оставшись старшим мужчиной в доме, быстро повзрослел. Как и его отец, рвался в город. Ирина Ипполитовна, чтобы удержать парня при хозяйстве, рано его женила. Но это не помогло, Семён развёлся и уехал. Устроился работать в народный суд. Его второй женой стала Лина (Акулина) Павловна Шадрина. Она попала после учительских курсов в очень маленький аал Чебаковского района, где поселилась в хакасской семье и вела уроки в том же доме, где и жила. Через год построили школу — дети были в восторге от просторного помещения. Она стала авторитетным человеком в аале. И потом везде, где Лина Павловна жила и работала, она пользовалась исключительным уважением.
Ростки из-под камня
Тем временем Дунячах выросла и уехала в Таштып на учительские курсы. В местной газете стали выходить заметки с намёками: мол, учится среди советской молодёжи дочь бандита… Сокурсники стали перешёптываться у неё за спиной. Она из Таштыпа ночью ушла пешком, а брат Семён забрал её в город. Здесь, у него на работе, Дуня выучилась печатать на машинке, устроилась ученицей в Госбанк. На неё быстро появился спрос: машинистка, знающая два (!) языка.Как советского служащего Семёна временно призвали в состав частей особого назначения (ЧОН), где он был чуть ли не начальником отряда по борьбе с бандитизмом. Но служба оказалась короткой: получив ранение, он уехал лечиться в Томск. Писал оттуда Лине Павловне (будущей жене), что ранение тяжёлое, и она читала его письма односельчанам. В действительности (и Лина Павловна знала это) Семён учился в техникуме и вернулся в Хакасию с геологическим образованием — тогда это была очень востребованная профессия. Вскоре его назначили главным геологом и начальником рудника «Коммунар». Сама же Дунячах стала участницей движения «Синяя блуза». Она хорошо пела и танцевала, сочиняла частушки и даже написала пьесу. На смотр самодеятельности приехала комиссия из Ленинграда, члены которой настойчиво звали Евдокию учиться на артистку. Но Семён не пустил.
Она пошла работать в Аскизский райисполком. Его председателем был Чеменев, а заместителем — Шишкин, русский по национальности. Дуся приходила к ним, возмущалась халтурной работой переводчиков: «С хакасского нельзя переводить дословно, — считала она, — а надо по смыслу». Порвав тексты их переводов, переводила сама. Пыталась и Шишкина учить хакасскому языку.
Ещё одно испытание…
С 1930 года началось раскулачивание. Ирина Ипполитовна, которая к тому времени восстановила хозяйство, сдала в колхоз весь скот — ухоженный, любимый. Лошади вообще как члены семьи были. Их, не жалея, замучили у неё на глазах. В запряжённую телегу садилось столько народа, сколько входило, а потом лошадей гнали в гору. Бывшая хозяйка устроилась в колхоз дояркой, её сын Степан — счетоводом. Через какое-то время Ирине Ипполитовне стали припоминать «эксплуатацию» бедняков — племянников, которых присылал её брат. Степан, который на собраниях критиковал лодырей, понял, что они пытаются через мать расправиться с ним. Сам пришёл в правление и потребовал лошадь для следования в ссылку. Однако разнарядка по «врагам народа» была уже заполнена, и ему разрешили добровольную ссылку в рудничный Артёмовск. По дороге Степан заболел. Встречные спрашивали у Ирины Ипполитовны:— Бабка, куда покойника везёшь? Давай поможем закопать…Но она довезла, вылечила. Их поселили в бараке, в жутких условиях.
Дуня просилась к ним, но Степан, не желая, чтобы она попала в «лишенцы», запретил ей даже думать о переезде. Сказал ей взять справку и уезжать.
К публикации воспоминания Инны НОВИКОВОЙ
подготовил Александр ШЕКШЕЕВ,
кандидат исторических наук
Абакан
Окончание следует
_________________________
1 Шекшеев А.П. Гражданская смута на Енисее: победители и побеждённые. Абакан, 2006. С. 171 — 172, 176.
_________________________
2 Шекшеев А.П. Гражданская смута на Енисее: победители и побеждённые. Абакан, 2006. С. 171 — 172, 176.