Вновь и вновь я нажимаю на заветную кнопку диктофона. Стрелка над надписью “play” возвращает мне волшебные минуты, часы
— время, каждое мгновение которого наполнено кристально чистой водой такого насыщенного и такого, казалось бы, обычного человеческого общения.
Я знаю, мало что можно ценить наравне с этой роскошью. И, вслушиваясь раз
за разом в этот удивительный, чистый и очень молодой голос, вслушиваясь одновременно в себя, я понимаю, что искренне люблю эту женщину, жизнь которой мало бы кто решился назвать легкой, но судьба ее необыкновенна. Впрочем, люблю я ее совсем не поэтому — этимологию этого чувства еще никто не смог объяснить. Просто любовь или есть, или ее нет.
С Кларой Романовной Кызласовой я познакомилась без малого тридцать лет назад. Она пришла в тот самый момент, когда я буквально принялась помирать, как тогда думала, от неизлечимой родовой горячки. С удивительным легким спокойствием проникла она в мой высокотемпературный бред. Несколько нужных слов, пара необходимых движений (кажется, врач просто погладила меня) — облегчение наступило уже с потоком хлынувших слез. Странно, но ни один доктор до этого не смог объяснить такую простейшую вещь, как лактостаз. Так профессионально, так спокойно и скоро я еще ни разу не получала медицинскую помощь. Уже к вечеру, без применения каких бы то ни было медицинских препаратов температура моя прошла, как и не было. А к Кларе Романовне я начала относиться одновременно как к Доктору с большой буквы, немножко волшебнице, и… как к маме. И в дальнейшем ни разу не возникло у меня повода хотя бы для малейшего разочарования. Напротив, чем больше узнавала, тем больше удивлялась ее удивительной жизни, ее человеческой честности, ее профессиональному спокойствию при решении самых сложных вопросов. Поистине, в человеке цельном нет полярного деления на вопросы “сиюминутные” и “вечные”. Ценен каждый миг: работаешь ли ты, читаешь замечательную книгу, вспоминаешь былое, воспитываешь ли детей или печешь булочки.
Тайны французского кулинара
…Вот про булочки и пироги Клары Романовны скажу особо. Впервые попробовав ее ароматные, во рту тающие, настоящие творения из сдобы, удивлялась начинке: “Что это? И вкус знакомый, но понять не могу?” Оказалось, умению приготовления такой вкуснятины из маковых зерен Клару Романовну научила ее бабушка.
— Мак нужно было растирать в ступке до достижения однородной массы, потом этот своеобразный крем смешивали с сахаром — и начинка для пирогов готова. Мы с моей сестрой Галей часто, когда бабушка затевала печь, растирали мак. Занятие не из легких — пестик тяжелый, мак часто стремится “разбежаться”, но секрету этой вкуснейшей начинки мы научились в раннем детстве…
А маковый кулинарный секрет, как и рецепты и технологию приготовления многих других изысканных лакомств (например, воздушных безе, хрустящих вафель), бабушке Клары Романовны, Евдокии Николаевне, гувернантке детей золотопромышленника Кузнецова, еще в 1898 году раскрыл французский повар, руководивший приготовлением блюд для этой семьи.
…И теперь, с указанием даты, наша история перестает быть частной, медицинско-кулинарной. Она становится настоящей. И из истории отдельного человека, маленькой девочки, пережившей в жизни и моменты ослепительного счастья, и тяжелые, порой нечеловеческие испытания, но не изменившей себе, вырастает вдруг история целого поколения. Да что там! История Хакасии, да и всего государства, в ее воспоминаниях. И каждое слово здесь — правда.
Другая жизнь
На фотографии, которую в числе многих принесла Клара Романовна в редакцию, — юная Дуняша, дочь егеря села Аскиз Минусинского уезда Енисейской губернии Николая Ильича Тинникова. И глаза отвести трудно — такая красавица… Стать, сила, гордость — в ее открытом взгляде.
— Бабушка оставалась удивительной красавицей всегда, даже в поздние годы, когда испытания обрушивались на ее плечи одно за одним. Она никогда не опускала руки, была для близких самым сильным человеком, — вспоминает Клара Романовна. — А уж в молодости… Огромные зеленые глаза, вьющиеся волосы, заплетенные в косу. В 15 лет (бабушка была старшей дочерью в семье) ее отец, служивший у золотопромышленника Иннокентия Петровича Кузнецова, определил Дуню к барину, присматривать за детьми. Это была прекрасная, уважаемая всеми семья, сделавшая многое для Аскиза в то время. Они построили там школу, церковь, многим помогали. Уже в наши годы, разговаривая со старожилами тех мест, я не слышала в адрес Кузнецовых — Иваницких ни одного недоброго слова. Только сожаление о том, что судьба так несправедливо обошлась с ними.
Почему Иваницких? Так сын главы Енисейской губернии Петра Кузнецова, Иннокентий, получив от отца в управление золотодобывающие прииски Кемир, Темир и другие, женился на дочери золотопромышленника Иваницкого Анастасии Ивановне. По воспоминаниям бабушки, которая, по сути, тоже воспитывалась в семье Кузнецовых, это были прекрасные, образованные, добрые люди. Это были особенные отношения, другой мир, построенный на правилах любви к ближнему, страсти к образованию, желании сделать окружающую жизнь красивой и доброй. Позже бабушка часто вспоминала атмосферу этого дома, детей, которых она воспитывала, замечательные книги и красивые игрушки. Все смешали, все уничтожили злые революционные ветры. Только разве кому-то стало от этого легче?..
Анастасия Иваницкая и Иннокентий Кузнецов были посаженными родителями на свадьбе Дуняши Тинниковой… Впрочем, это тоже заслуживает отдельного рассказа.
Шагом по жизни
В 1898 году (как раз в тот год, когда дочь егеря Дуняша начала работать в семье Кузнецовых) в Сибирь прибыл политический ссыльный, член социал-демократической партии “Пролетариат”, польский дворянин, лишенный дворянства за убеждения, Доминик Гурницкий. Юрист, неплохо разбиравшийся еще и в геологии, пришелся ко двору золотопромышленника Кузнецова — специалисты нужны везде. В Польше осталась семья: жена, четверо детей… Объявление отца политическим преступником лишило их имущества, нужно было добывать средства существования. Дети пошли работать внаем. Средний сын, Витольд, в 12 лет поехал в Варшаву, устроился наборщиком в типографию. В одном из писем Доминик позвал сына к себе в Сибирь. Ссыльный поляк на самом деле был очарован здешними просторами, добросердечием людей, природными богатствами и уверенно считал, что жизнь в Сибири можно устроить хорошо, многого добиться. Витольд решил добираться до отца — только как это сделать? Денег на дорогу не было совсем. И Доминик посоветовал сыну отправиться в путь “своими ногами”, с партией каторжан, которых в то время часто отправляли из Польши в Сибирь.
…В 1934 году Витольд Гурницкий, дедушка Клары Кызласовой, опишет свой путь с кандальниками в Сибирь в повести “Шагом по жизни”. Эта нелегкая дорога привела юного поляка к земной его любви, к тяжелой, не праздной жизни, в которой было много лишений, но было и настоящее счастье.
Птичка польку танцевала
Семнадцатилетним юношей пришел Витольд к отцу — и с трудолюбием своим, радостным, веселым характером тоже пришелся ко двору золотопромышленников Кузнецовых. А еще из Польши принес он с собой скрипку. В долгой дороге скрашивала она горечь людей, расставшихся с родиной. Здесь же, под солнцем древней гостеприимной земли, она сама будто обрела вторую родину — и весело танцевал смычок на ярких струнах, и улыбался юный “полячек” Витя, глядя, как танцует красавица Дуняша его родной, такой интернациональный танец — полечку. Очарован он был таежной красавицей так, что отчета себе не отдавая, заслал в семью Дуни сватом отца своего, Доминика.
— Он всегда был веселым, наш дедушка, — вспоминает Клара Романовна. — Его жизненный оптимизм, его улыбка, скрипка поддерживали всех окружающих людей, каким бы испытаниям ни подвергала их судьба. И еще он был очень силен духом.
…Мама невесты, Наталья Петровна Тинникова, окинув беглым взглядом сватов, пристально вглядевшись в жениха, вердикт вынесла неутешительный: “Да боже ж мой, какой он нашей Дуне жених? Он же худенький — три лучиночки, да еще в очках”.
Но наткнулась на сопротивление дочери. Оказывается, их красавица Дуняша совсем не просто так смотрела на светловолосого скрипача во время танцев. Позже, улыбаясь, теплея глазами, она признавалась внукам: “Так он же полечкой меня и очаровал…” Очаровал так, что жизнь их на самом деле можно считать примером настоящей любви, верности, искренних отношений, долга перед своей семьей, которую создали они такими юными, такими нацеленными на вечное счастье.
И сейчас они могут быть жизненным примером не только для близких людей: прожив трудную жизнь, не утратив умения любить друг друга, детей, внуков, воспитав их людьми достойнейшими, именно такие семьи в моменты разрухи и страшных испытаний, сплетясь корнями и ветвями, сохраняли зерна будущих нормальных отношений, которые не могли не дать хороших всходов.
“Вспоминаю свое детство, и не помню, чтобы бабушка и дедушка когда-нибудь ругались, — пишет Клара Кызласова в заметках, посвященных родным. — Мир да согласие были в семье. Дети и внуки их очень любили, и они дарили нам свою любовь. Лидером в семье была бабушка. Дедушка всегда соглашался с ней, так как доводы ее были разумными. Они звали друг друга только по имени. Когда бабушка сердилась на нас, то дедушка пел: “Дуня, Дуня, Дуня я — Дуня ягодка моя!” — и бабушка, смеясь, успокаивалась. Прожили они вместе 50 лет, очень трудную жизнь с большими потерями, но выстояли, выдержали и внуков подняли и дали им стимул на всю жизнь…”
Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала
Православный священник Аскизской церкви, узнав, что Витольд католик, венчать молодую пару отказался наотрез. Польский дворянин принял православие…
И такая это была веселая, хорошая свадьба, на которой посажеными, вторыми, родителями Дуни и Вити Гурницких стали золотопромышленники Кузнецовы, Иннокентий и Анастасия. Приданое, подарки, картины от них должны были стать залогом будущей хорошей жизни семьи. Позже, в годы репрессий, в военные годы, красивая посуда, отрезы дореволюционной мануфактуры, звенящий хрусталь оказались обменены на хлеб и картошку — они и на самом деле помогали выжить в страшные времена. Многое из приданого, да и всю мебель, продали на абаканском рынке в послевоенное время для того, чтобы собрать на учебу в Москву Леонида Кызласова.
А вот Анастасии Ивановне Иваницкой, барыне, владевшей богатыми приисками, женщине безудержно доброй и самоотверженной, помочь не удалось. В годы революции она настояла на том, чтобы дети ее отказались от своего происхождения, от нее самой — таким образом она надеялась сохранить им жизнь. Как она жила сама — неизвестно, возможно, отбывала срок в сталинских лагерях. В 1938 году, уже в Абакане, дедушке Клары Кызласовой, Витольду Гурницкому, из Красноярска пришла нежданная почтовая весточка — как будто из прошлой жизни. На простой почтовой открытке просьба: если есть возможность, выслать немного денег по указанному адресу, и подпись: А. Иваницкая. Конечно, деньги, сколько было, отправили незамедлительно, но вся сумма вернулась назад с известием о том, что Анастасия Иваницкая скончалась, собирая в мусорной куче мерзлые картофельные очистки…
Впрочем, это случится гораздо позже. А пока, в 1901 году, ничто не предвещает столь трагических изломов и потрясений. Люди просто живут, радуются жизни, работают, рожают и растят детей.
Хотелось просто жить, любить, рожать детей…
В 1903 году у Евдокии и Витольда Гурницких родилась дочь Христина — будущая мама Леонида, Клары и Жени Кызласовых.
— Тогда рожали детей, сколько Бог давал, — рассказывает Клара Романовна. — У мамы было четыре сестры и двое братьев. В 1915 году дедушка с семьей переехал в Минусинск — тогда развитый центр торгово-промышленной жизни уезда. Новые веяния уже витали повсюду, и дедушка организовал артель каменотесов. Она располагалась там, где сейчас находится профилакторий “Солнечный”. Работали всей семьей — наемных каменотесов не было. На телегах возили камень, делали из него жернова, точила, бруски, хакасские мельницы для приготовления талгана, памятники, конечно, тоже. Потом изделия менялись на рынке на муку, молоко, мясо. В общем, жили натуральным хозяйством, держали большой огород, скотину, много трудились… Но не только это было смыслом жизни. Дом был гостеприимным, хлебосольным, здесь всегда собирались друзья, звучали песни, велись беседы.
Клара Романовна не рассказывает о революционных потрясениях, затронувших семью Гурницких: богачами они не были, даже напротив, отца Витольда ведь сослали по политическим убеждениям. Жизнь продолжалась.
В 1925 году была построена железнодорожная ветка Ачинск — Абакан, неподалеку от села Усть-Абаканское (оно стало основой будущей столицы Хакасии). Начала действовать железнодорожная станция Абакан, куда решили переехать Гурницкие. Здесь Витольд и Дуня построили большой дом для большой семьи — для детей своих и внуков. Сейчас в этом районе пятиэтажки улицы Ленинского Комсомола, парки Победы, Черногорский. В те же времена это были чудесные поляны для детских игр в индейцев, казаки-разбойники — да мало ли во что можно играть, когда ты малыш и мир вокруг безбрежен и счастлив. Как безбрежной кажется и будущая жизнь.
— Эти времена на самом деле наполнены настоящим детским счастьем, уверенностью в следующем дне, покоем, — считает Клара Романовна. — Дом дедушки и бабушки служил для всех незыблемым основанием правильной жизни, где много труда, но стремление к красоте, счастью, дружбе не исчезает от этого. Вечерами собирались всей семьей, дедушка играл на скрипке, мы и гости — и дети, и взрослые — танцевали, и полечку тоже, пели разные песни — русские, украинские, польские. Я хорошо помню, как все были счастливы.
Это было, было. И позже, во времена репрессий и смертей, в военное лихолетье ощущение теплого и счастливого домашнего очага, который вечен, поддерживало всех, кто жил в этом доме. И, может, не случайно такое совпадение — ведь практически на том же месте горит сейчас в Абакане Вечный огонь…
Детям Гурницкие стремились дать хорошее образование. Девочки окончили гимназию в Красноярске, это давало право учительствовать, уникальным специалистом, переводчиком с японского стал Георгий Гурницкий, отбывавший военную службу в ставке Георгия Жукова. Получивший тяжелые ранения в битве под Халхин-Голом, во время Великой Отечественной войны он был отправлен к родителям из ялтинского санатория. Похоронен в Абакане.
Барышня и активист
Как же не хочется из счастливого далека переходить к тяжелым и страшным словам. Хочется оставить все, как есть — счастливый дом, близкие люди… Только беспощадный ветер истории — или судьбы, пославшей множество испытаний, чтобы выковывать звонкие, как сталь, неподдающиеся коррозии характеры — уже колыхал траву вокруг большого дома Гурницких. Христина Гурницкая работала учителем в хакасских аалах. Красивая девушка — ухажеров достаточно. Но был один, который стал судьбой…
В тридцатые годы Витольд Гурницкий — натура творческая и неординарная — активно сотрудничал с газетами “Власть труда” и “Советская Хакасия”. Его внучка хранит вырезки из газет, подписанные дедом. Он писал стихи на русском, польском, хакасском языках, увлекался изучением хакасских национальных обычаев, фольклором. Кроме упомянутой уже повести “Шагом по жизни” он автор произведения, посвященного второй родине: “В Хакасских степях” (опубликована в 1940 году в первом номере Красноярского литературного альманаха). В 1934-м Гурницкий стал делегатом съезда писателей в Москве, слушал выступления Максима Горького.
И само собой разумеется, что теплый дом Гурницких в Абакане стал средоточием жизни местной интеллигенции, писателей, собкоров газет. Сюда приходили Александр Топанов, Михаил Коков, гостил известный поэт Михаил Скуратов, навещал Гурницких писатель Вадим Кожевников. Среди приглашенных однажды оказался и комсомольский активист, автор газеты “Власть труда” Роман Кызласов.
Благодаря дневникам, которые он вел практически до самой смерти, мы можем знать, как в августе 1921 года состоялось его знакомство с семьей Гурницких: “Выехали мы из Минусинска в пять часов вечера, расстояние проехали порядочно, около семи верст, за Опытным полем, около горы… Я никак не предполагал, что так ласково примут меня… Кругом было пять или шесть избушек и огородик с овощами. Местность мне сразу понравилась. Такое хорошее впечатление осталось от короткого пребывания среди этих ласковых людей, каких я ищу и желаю такую семью…”
Конечно же, главной звездой его, за которой с замиранием сердца следил взглядом, стала Христина Гурницкая.
— Отец начал ухаживать за ней, — говорит Клара Романовна. — Они были очень разными: она учительница, а он — простой паренек, сирота, еще только стремящийся получить образование, встать на ноги. Но этой целеустремленности у него не отнять.
Елена АБУМОВА
Продолжение в № 127 за 9 июля