Случилась эта история в первые дни миллениума. Сотрудникам конторы, где я имела счастье в то время трудиться, некий меценат презентовал в конце декабря по крупному гусю. Птица была обезглавлена, обескрылена, выпотрошена, но не ощипана. Здраво рассудив, что согласно традиции гусь должен украсить собой не новогодний, а рождественский стол, я спокойно зашвырнула тушку на балкон. Вспомнила о гусе лишь5 января. Однако за неделю, проведённую на 25-градусном морозе, он превратился в камень в перьях. Что делать дальше, было не очень понятно. Ни теоретически, ни практически. Пришлось позвонить близкой приятельнице. На вопрос, не может ли она как-то разрешить ситуацию, Галюня, не задумываясь, ответила: «Да запросто!» И через полчаса явилась в полной боевой готовности.Начали с разморозки. Но разрубить тушку на части, чтобы воспользоваться микроволновкой, не смогли: топорик для рубки мяса ледяную глыбу не брал, а пилы в доме сроду не водилось. Поэтому решили отогреть гуся в горячей воде. Набрали в ванну кипяток, бросили его туда и сели попить кофейку.Где-то через полчаса заглянули в ванну и сквозь пар увидели нечто там бултыхающееся. Гусь, конечно, растаял, можно даже сказать, размяк, но перья-то оставались при нём. Волей-неволей пришлось его щипать (или как там называется это действо?) в четыре руки. Картинка была ещё та! В ванной духота, как в парилке, мы в поту, в воде плавает куча перьев и пуха, а результат минимальный. В ход пошли ножницы, маникюрные щипчики, пинцет. В конце концов перья худо-бедно повыдергали, но подпушек остался. Что делать? «А мы его сейчас побреем, — предложила Галюня. — У тебя безопасная бритва есть?» Но бритвенный станок просто скользил по мокрому пуху, никак не изменяя внешний вид злосчастного гуся.— Знаешь, придётся его опалить, — вынесла приговор Галка.— Каким образом? Может, на балконе костерчик разведём?— Зачем на балконе? У тебя же газ.Действительно, «а у нас в квартире газ». Вытащили тушку из ванной, тщательно отжали, зажгли две конфорки на плите, открыли форточку и стали поворачивать его над огнём. Дым, надо сказать, повалил, как из преисподней, а через минуту раздался отчаянный стук в дверь и послышался голос соседки Ольги из верхней квартиры: «Слушай, что у тебя горит? Дым прямо клубами».Приоткрыв дверь, я успокоила её: мол, всё в порядке, никакого пожара нет, это мы гуся палим. Покрутив пальцем у виска, Оля удалилась. А мы поняли, что надо по-быстрому сворачивать это дело. Народ у нас бдительный, не дай бог, ещё кто-нибудь пожарных вызовет.Думаю, нетрудно представить, как выглядела бедная птица после подобного аутодафе. Сказать, что гусь из блондина превратился в жгучего брюнета, — значит, ничего не сказать. С отвращением швырнув его в раковину, я поинтересовалась у Галки:— Ну ты, великий спец по гусям, говори, что теперь делать будем?— Может, помыть? — нерешительно предложила она и, немного помявшись, уточнила:— С мылом…В раковину с шумом лилась чёрная от сажи вода. Тушка гуся обречённо болталась в моих руках, с трудом поддаваясь обработке. Вдруг Галюня ни с того ни с сего дико захохотала. И сквозь истерический смех проговорила:— А ты знаешь, в Уголовном кодексе есть такая статья 243-я — глумление над трупом. По-моему, мы обе только что в неё въехали…— Ну, это же ты юрист, так что тебе виднее,— засмеялась и я. Но, отсмеявшись, спросила:— А дальше-то что? Как видишь, до естественного цвета ещё далеко.Тут Галку в очередной раз осенило:— Слушай, я думаю, лучше мыть не с мылом, а с «Санитой»…— Вали-ка, подруга, домой, — устало сказала я. — Всё, что можно, ты уже насоветовала. Дальше я сама как-нибудь…Что происходило в течение ещё часов трёх, в подробностях описывать не буду. Не хочется вспоминать. Однако, как ни странно, в конце концов гусь принял вполне товарный вид и чистенький, розовенький вальяжно разлёгся на противне. А потом наступило Рождество. Пришли гости, в числе которых, естественно, была и Галюня. Гусь удался на славу, все с удовольствием поглощали сочные куски и, конечно, никто и не догадывался, с какими муками (моими и гуся) было достигнуто создание этого рождественского праздника живота.После весёлого застолья народ стал расходиться. И вдруг Галюня захохотала так же дико, как и два дня назад, и, наклонившись к моему уху, шепнула: «Правило знаешь? Нет тела — нет дела».
…С той поры утекло немало воды. Но гусятину я теперь не ем. Ни в Рождество, ни после, ни-ког-да.
Евгения ЗАЛЕССКАЯ
Абакан