Я хочу рассказать о поэте Владимире Игнатенко. Мы познакомились в литературном объединении имени Георгия Суворова, работавшего более двадцати лет при филологическом факультете Абаканского пединститута, затем десять лет при редакции газеты «Советская Хакасия», руководили объединением Константин Антошин и Альбина Кошелева.
Когда меня избрали заместителем председателя правления Союза писателей Хакасии, это литобъединение «перекочевало» в Союз. Сейчас оно называется «Литосфера», руководит им Юрий Черчинский. Среди многих начинающих поэтов семидесятых — восьмидесятых годов выделялись двое: Левон Паланджянц — преподаватель физмата пединститута и рабочий из посёлка Усть-Абакан Владимир Игнатенко. Стихи Левона были философичны, стихи Володи чем-то напоминали рубцовскую поэзию, с которой Игнатенко тогда ещё не был знаком. Потом ребята разъехались, Левон — в Майкоп, а Володя — в Новосибирск. Он присылал письма, в которые были вложены странички с новыми стихами…
«Здравствуй, Лариса! Что нового у вас? За это горячее лето накипело, наверное, выкипело и не только на дачах. Я к тому, что скоро сентябрь, бурные собрания в пединституте, что-то новое…
Жалко, грустно, что у меня ветер в голове: все время теряю друзей и родные места. Передай, пожалуйста, всем «суворовцам» огромный, как Сибирь, привет от меня. В Москве ничего не вышло. Вернее, пожил неделю. Противно стало и не только от суеты, сколько от… (не могу подобрать слово) какой-то машинности в людях… Нырнул в Ярославль — глушь. Тишина. И вот Новосибирск. Я раньше здесь жил, учился, работал.
Время для «пробивания» своих «шедевров» тоже неудачное — летнее, все в отпусках, но в правлении Союза писателей рукопись одобрили. В «Сибирские огни» тоже отдал подборку. Сказали, что включат в план девяностого года. Сегодня бегаю по этажам (11-ти) по издательствам и редакциям — «Советская Сибирь», «Вечерний Новосибирск», «Молодость Сибири». Все в одном здании — солидный туческрёб. Говорят, напечатаем… и т.д. и т.п. Я себя нисколько не выпячиваю, не знаю, каковы мои стихи, но просто хочется опубликовать то, что есть.
…Посылаю вот эти вчерашние строки. Ещё раз привет всем. Что-то Левон затерялся… Ну да ладно, соберёмся…
Матушка, осень уже!..
Разлетелись по ветру
Тонкие паутины,
И громадной полночью
Под окном луна
В лужах рассматривает
Свои морщины,
Да ещё неясный этот
В листьях стон…
Снова вижу: ты,
Наклонясь устало,
Над моей кроватью,
Даришь сон,
Поправляя сползшее
Детское одеяло…
Матушка, осень уже!
Но — не печаль,
За глухими стужами
Теплится листвою.
Только одного мне
До обиды жаль,
Что сквозь сон сегодня
Говорю с тобою.
Лариса, пиши. Я жду твоих писем.
В. Игнатенко».
Все гонорары Володя отправлял в Усть-Абакан матери Екатерине Ивановне. Говорил, что мать — это самое дорогое, что у него есть на белом свете, при этом цитируя великого Канта: «Никогда не забуду своей матери. Она взлелеяла во мне первые зародыши добра, она открыла моё сердце впечатлениям природы… и её поучения оказывали постоянное спасительное воздействие на мою жизнь».
«Здравствуй, Лариса! Здравствуйте все! Я недавно приезжал в Абакан. Соскучился. Что-то тихо в вашем лито… Как дела?
Мчится стоголосая
По траве-лугам,
Стелется белёсою
Дымкой к облакам.
Тихо луны русские
Вынырнут в прудах —
Понесут невестушку
К дому на руках.
Дали затуманятся,
Стихнет троек звон.
Свадьба доиграется
В фонарях окон.
* * *
Утром чья-то гармонь неумелая
За деревней печально споёт,
И цветы, что разбросаны белые,
По низинам рассвет соберёт…
Вот таковы мои стихотворные наброски… У меня небольшое стихотворение вышло в «Советской Сибири». Обещано много. Но… Самое главное — надо расти. Читать, работать и работать! С Левоном, наконец-то, списался. Я ему очень даже завидую — парень в гору пошёл. Резко!.. Пусть он ещё робеет, заигрывает со словом, но клыки-то и мощь уже чувствуются. Глубокая философия его — разит!..
Привет всем «суворовцам». И всё-таки, что там у вас происходит? Важно знать. Желаю успеха! Жду стихов, вестей. Владимир».
В другом письме он написал вот такие поэтические строки:
* * *
Бредёт по городу февраль,
И шляпу приподнял фонарь,
Скатилась с крыши звонко льдышка,
Качаясь, дремлет телевышка…
Чуть-чуть забрезжило восток,
И где-то прячется восторг
От еле слышного тепла
Из-за оконного стекла.
* * *
Доверие умчится,
Не выразив укор…
Доверчивая птица.
Зима. Ладонь.
И корм.
* * *
Снись мне, родная,
Только не страшно…
Снись беспокойной,
Больной и уставшей,
Слабой, седою.
Снись мне, родная!
Только живою…
* * *
Ребёнок спящий рассмеётся —
И мать тревожно шевельнётся…
Ах, память… Крепкая! Не рвётся!
Так много лет! И не порвать.
Никто не хочет умирать…
Никто не хочет убивать!
Но дым всё стелется, несётся…
Он по ночам по окнам льётся,
Кружится, смыслу не даётся
И по траве скользит вдали,
Вливаясь в шорохи земли, —
Тот незабытый дым войны…
Стихи Володя Игнатенко присылал мне в конце восьмидесятых и начале девяностых. В феврале 2003 года, уже работая в Союзе писателей Хакасии, чтобы как-то поддержать автора, я опубликовала в газете «Хакасия» цикл его стихов под заголовком: «Шизофрения стихов лучше шизофрении денег…» Это строка из его стихотворения.У Володи были проблемы со здоровьем. Юрий Николаевич Забелин устраивал его дважды в больницу подлечиться. В это время поэт познакомился с молодой женщиной Майей, с которой мог бы создать семью. Но его всё время куда-то звала дорога, дорога без начала и конца… Ушёл он и от Майи, а она звонила в Союз писателей, просила передать ему, если появится, что ждёт его…
…И вот несколько лет назад мы узнали, что Владимир Игнатенко трагически погиб. Ночью в Абакане, у памятника Пушкину.
Лариса КАТАЕВА
Абакан
* * *
Весна качается на ветках,
И травы впитывают снег…
Вновь озабочен конюх-дедка
У повидавших жизнь телег…
По знавшим нас, отцов и дедов,
Дорогам прогремят они —
Как шествие к былым победам
В те грозовые годы-дни…
Весна идёт! Зерно бросает,
И первый проливает дождь,
И первым громом полыхает,
Распахивая неба мощь!
Лугов простор
И воздух терпкий…
Мычащие зарю стада…
Стучат, плывут возы деревни
Дорогой старой
В города.
* * *
Здравствуй, домик!
Я вернулся
Жизнь переживать.
Здравствуй, кухня,
Низкий столик,
Где стояла мать…
Здравствуй, лампа у окошка,
Карта на стене,
Где крутая вьёт дорожка
По моей стране!
Нам давно пора за дело!
Пусть мороз суров,
Вспомни, печка, как ты пела,
Как просила дров!
Отогрей гнездо родное,
Сердце отогрей!
Чтобы в жизни этой новой
Стало веселей!
Чтобы сердце научилось
Сразу понимать,
Чтобы снова не случилось
Нам друг друга ждать…
* * *
Когда лежу я на душистом сене,
Раскинувшись в ночные эти чащи,
Всё существо, как будто растворившись,
Совсем уже не мне принадлежит.
Покалывает кожу в каждой точке,
В глазах, в висках, в ушах
И даже в пальцах —
И кажется, что вот ещё немного
И я назад уже не соберусь…
Себя увидеть лучше можно ночью,
Когда всех ослепившее светило
Уйдёт за ненадёжные постройки,
За камни и железные опоры,
И ты предстанешь
с глазу на глаз с бездной,
Раскинут навзничь слабыми руками
На травах, уничтоженных тобою,
Которые тянулись так же страстно
В таинственную эту высоту,
Соединить пытаясь корни с небом.
Ты, как и травы, — только не стеблями —
Душой зелёной тянешься сквозь землю,
Потом сквозь сок и кровь,
Сквозь бабьи стоны
И, наконец, протягиваешь руки
И взгляд туда, в клубящуюся высь…
В клубящуюся бездну мглы и света,
В созвездия зверей и сенокосов,
И принадлежность к бездне ощущаешь
С покалыванием игл в существе.
Не много нам дано. И позабыто.
Заедено, затоптано, запито…
Как высоко взлетали мы из детства,
И как теперь замедленно идём…
Идём. Вот так: сграбаставши себя,
Рукой корявой, пальцами, ногтями
Удерживая душу от паденья,
Которая, надсажено крылами,
Отчаянно, устало шевелит…
Не взмыть, вздохнув по выпавшему телу,
Поймав зрачком последний выступ солнца,
Кричать в движенье резком и высоком,
За гребни скал, туда, где всё иначе,
Где верха нет, нет середин и низа.
Есть лишь одно сгущённое пространство
Из размозжённых облаков и крыльев,
Где звёзды — наши органы и чувства —
Волнуют бездну отблесками жизни,
Мглу оживляя судьбами галактик,
А мы в те судьбы тайно вплетены.
* * *
Мне не вспомнить никак
Этот мир голубой, первозданный,
Но я знаю, что жил в нём —
Не пьяный, не злой, не бездарный…
Надрывается память
И взгляд застилает печалью,
Если дождь — по холмам
Над Великой
Российскою далью…
* * *
А может, мы и вправду — только листья?
И с кольцами стволов
Вдруг ощущаем боль разъединенья,
Когда срывает нас холодный ветер…
И этот миг, неведомый доныне,
Нас наполняет истинным значеньем?..
Владимир ИГНАТЕНКО