Поездка в Верхний Курлугаш Таштыпского района была подарком. Я очутился в мире удивительной природы. Я познакомился с людьми, доброта и ясность которых заряжают на долгие годы.
На сегодняшний день в деревне проживает 54 человека. Это официальная информация, предоставленная Нижнесирским сельсоветом. Чуть больше десяти лет назад ситуация была обратной — деревня казалась умершей, а жителей можно было пересчитать на пальцах одной руки. Но произошло чудо — в притаёжный край потянулись люди со всей России. Приезжали, строились, оставались.Они стремятся реализовать себя в творчестве. Учатся ценить природу. Те, кто помоложе, рвутся доказать: и в глухой тиши можно заработать деньги. Было бы на то желание и интерес.А те, кто умудрён опытом, говорят просто: «Мы приехали сюда с мечтой. Жить в мире, где не будет воровства и пьянства. И наша деревня на сегодняшний день — такой мир».Расскажу о некоторых жителях этого мира.
Гражданин мира
Алексей Рабиханукаев пользуется в деревне большим авторитетом. Он — председатель местного ТОСа.— Я с семьёй 16 лет прожил в Израиле, — начал рассказ Алексей Михайлович, удобно устроившись на ступеньках местного клуба. — Уехали туда из Армавира Краснодарского края. А родился в Грозном. В 1990 году окончил там школу.Вспоминает, что отца его в Грозном очень уважали. Были хорошие друзья среди чеченцев. Они и сказали: «Миша, тебе и твоим детям лучше уехать».— Уехали, а через полгода началось…Жена Алексея Михайловича родом из Киргизии. Ей пришлось бежать, когда там происходили печальные события.— В 1996 году уехали в Израиль.— Предпринимательством занимались?Он только посмеялся.— Какая может быть предпринимательская деятельность у эмигранта? Тем более в Израиле. Мы там — чернорабочие. Вкалывал я там. Восемь лет на заводе алюминиевом. Пока с семьёй язык выучили, пока прижились.На вопрос, отчего решил эмигрировать, отвечает просто: бабушка и тётя бежали из съедаемого войной Грозного. Податься им было некуда, они пошли на радикальный шаг — сменили страну. Отец Алексея Михайловича ездил к ним в гости, загорелся идеей о переезде.— Сам знаешь, какая тут жизнь в 90-е годы была, хоть и молодой, — обращается ко мне. — Я сопротивлялся сначала. Но в итоге согласился.Обратно в Россию вернуться решили оттого, что захотелось на родину. — Жить за границей русскому человеку тяжело.К вопросу возвращения Алексей Михайлович отнёсся крайне серьёзно. Краснодарский край ему был не по нраву: «Равнина, постоянные ветра». Точку на карте выбирали долго. Европейская часть России отпала тоже. Решили сразу — за Урал. Юг Сибири или Дальний восток.— Постепенно выбор сузился до Сибири, потом до Хакасии. В республику звонили главам районов. В Усть-Абаканском нам сказали: «То, что вам нужно, есть в Таштыпском районе». Позвонили главе района Василию Шулбаеву. «Приезжайте, поможем устроиться», — сказал. Временно поселились на местной базе, стали ездить по деревням. Искать своё место.Верхний Курлугаш был последним в списке. Здесь и остались.
Удивительный человек
Следующего собеседника мне подсказала бывший корреспондент таштыпской газеты Алёна Генке. Подчеркнула: «Пообщайся, не пожалеешь».— Родом я из Туркменистана, — Рафик Сабитов делает жест рукой, мол, заходи в гости. — В 18 лет поступил в Киевский политехнический институт. Провёл какую-то часть жизни на Украине. Потом по распределению попал в Норильск. Почти 25 лет трудился там.Время подходило к пенсии, Рафик Рашитович и его семья начали было селиться в Подмосковье. Но случайно оказались в Хакасии.— Мы туристы. Пригласили нас на сплав по Абакану. Попали сюда. Зацепило. Думал, чего ждать где-то на пятом этаже? В каком-то городе, когда есть это (обводит руками окрестности).Проводит меня по своей усадьбе. Говорит, что всё делалось своими руками. Лишь дом — от старых жителей. Но и он значительно модернизирован.— Первый раз мы здесь оказались в 2007 году. А постоянно живём пять лет. Вот мои родители в гости приехали. Они так на родине и живут. Но я хочу, чтобы они перебрались сюда. Этот дом скоро освободится — у меня чуть дальше другой достраивается. Местные шутят, дворцом или «диснейлендом» называют. Но там просто сложная конструкция, он только смотрится большим. Много веранд, — скромничает Сабитов.На правах экскурсовода Рафик Рашитович показывает и рассказывает по пути: — Дровник. Две кладовки. Одна, как говорится, женская — там банки-склянки всякие. Вот туристическая. Лыжи, рыбацкие приспособления, палатки. Здесь моя мастерская. Гараж. Курятник, зимний курятник. А вот баня.У Рафика Рашитовича цепкий взгляд, от которого ничто не укроется. В окрестностях насобирал старых колёс от телег. А на веранде — целая музейная экспозиция. Старинные ключи, острога, топоры, громадные гвозди, серпы, ножницы для стригалей. Даже пара утюгов!— Откуда такой профессиональный взгляд? Мимо интересных вещей не проходите.— Да вот откуда, — указывает на маму. — Народный художник. Персональные выставки по всему миру. Отец — заслуженный художник. Есть в кого.— Если деревня будет расти, то, может, и потребность в музее возникнет?— О том и речь! Я ведь попутно сведения о ней собираю. Летопись пишу.Слушаешь Рафика Сабитова и удивляешься. Этого начитанного, интеллигентного, умного человека можно легко представить в высоком кабинете, а не в красивой глуши. Но я видел всё своими глазами.— Ни разу не пожалел, что оказался здесь. Другой темп. Другой ритм, — подводит итог первой части нашей беседы.
Гончар
Ещё Рафик Рашитович овладел гончарным искусством.— Не так давно начал заниматься. Думал, на старости надо же что-то делать. Съездил, поучился у мастера в Подмосковье.Перемещаемся в его гончарную мастерскую. Небольшое помещение. Деревянные стеллажи с готовыми работами. Гончарный круг. Электронная печь.Рассказывает мне про хитрости процесса.— Вот сделанное на круге изделие. Оно ещё хрупкое. Следует затирка, замывка, лощение. Далее — утельный обжиг, — показывает листочек с расчерченным графиком обжига. — 30 минут до ста градусов, полчаса стоит. Потом три часа до 573 градусов. Полчаса стоит. И четыре часа до 950 градусов. «Полочка» в 30 минут и остывание. Девять с половиной часов идёт первичный обжиг.Однако, как сказал умелец, после этих манипуляций изделие хоть и прочное, но всё равно пропускает влагу — выступают капельки.— Есть два способа дальнейших действий. Первый — европейский. Глазурирование. Но я выбрал наш, славянский. Молочный обжиг. Сосуд следует обмакнуть в молоко и 10 — 15 минут там подержать. Жидкость «всасывается» в поры. Затем — в печь. 30 — 40 минут при температуре в 300 градусов. Всё, кружка-чашка-тарелка-ваза-кувшин готовы к использованию! Посмотри, какое богатое количество различных оттенков даёт молоко. От бледного до почти чёрного!Рафик Рашитович поясняет: цвет зависит от того, сколько глиняное изделие томилось в молоке, при какой температуре обжигалось. И даже от жирности молока! Но гончар не скрывает, что ещё учится, постигает тонкости ремесла. На черепках экспериментирует со временем, температурой и прочим. Экспериментирует и с формами. На полочках стоят кофейные чашечки, вазы, кувшины. И много подсвечников. — После славянской обработки посуда не пропускает воду. А воздух-то проходит! Если поставить изделие в печь — готовить какое-нибудь блюдо, то еда в нем будет вкуснее. Из-за насыщения кислородом. С сосудами, покрытыми глазурью, такой номер не пройдёт!И продолжает:— Все изделия сделаны по золотому сечению, со строгим соотношением сторон, высоты, толщины. Эти — ближе к греческому, эти — славянские. Времени на одно изделие уходит по-разному: пять-десять минут на гончарном круге. Потом самый точный и долгий процесс — затирка, дающая блеск. Сутки сохнет. Рассказывает Рафик Рашитович увлечённо. И при этом так просто, что даже мне все тонкости становятся ясными и понятными.— Когда на круге делаю изделие, на пальцах остаётся жидкая глина — шликер. Она как клей. Скрутил «колбаску» — будущую ручку. Придал форму. Посадил на шликер. И будто срастается.У гончара свои большие планы. Он хочет проконсультироваться с научными сотрудниками республиканского краеведческого музея. Чтобы узнать о традиционных хакасских орнаментах, формах, технологии изготовления глиняных изделий. Желает знать, где найти ту глину, из которой наши предки делали свою посуду.— Музей громадный в Абакане. Там же будут кафе, наверняка. Представь, как было бы здорово: ресторанчик в этническом стиле. А посуда там — из натуральных материалов! Из той самой глины, из которой столетиями хакасы делали кружки, горшки…Гончар говорит, что пока лишь играет с формами. Оттачивает навыки, ищет свой стиль. Не желает ставить ремесло на поток. Штучное, уникальное — оно ведь лучше.
Прогулка
Теперь пройдёмся по деревне. Она довольно протяжённая. Дома в основном из дерева. Люди, строя их, дают волю фантазии. Подходят творчески.Помнит деревня и старых жителей. То тут, то там в зарослях травы просматриваются деревянные стены ветхих домов, которые уже вряд ли помнят своих хозяев.Местные дети хорошо воспитаны. Сказать «здравствуйте» незнакомому человеку — для них нормальное дело.За участком Рафика Сабитова, у гор — интересная композиция. Русская печь, на ней Ванька. Или Емеля. Сказочный герой, в общем.— Это сейчас у всех скважины забурены и вода есть. А когда мы сюда приезжали — ничего не было, — рассказывает об этой композиции Рафик Сабитов. — Все ходили сюда ополаскиваться. Тут родник целебный. Из десятка сёл и деревень люди в выходные едут сюда с канистрами, воду набирают. Сделал с одной художницей, что здесь жила. Чтобы красиво было.Магия места такова: Верхний Курлугаш был основан в XIX веке крестьянами-пере-селенцами из Центральной России. Теперь переселенцы возрождают его вновь. Точной даты основания поселения не зафиксировано. Известно, что на этом месте когда-то был маленький хутор, который в ХХ веке разросся до большого колхоза.120 домов было, а в 2004 году осталось четыре человека. Почти всё жильё — заброшенное. Из старожилов в этом году одна бабушка умерла, ещё один — спился.Все живущие здесь — абсолютно новые для деревни люди. Корнями с ней не связанные. Большинство — с высшим образованием. Интеллигентные. Много повидавшие. Много где бывавшие. Собрались вместе — нашли общий язык. Решили, что кроме своих дел и забот есть дела общие. Каждую среду собираются на ДДД — день добрых дел. Благоустраивают деревню, трудятся в местном клубе.Многое пришлось сделать, чтобы деревня приняла вид благоустроенный. Скинулись деньгами, заказали десять КамАЗов щебёнки — засыпали ямы на дороге между деревнями.Захотели собираться вместе — обустроили поляну со сценой. Построили клуб. Или общественный дом, как зовут его местные. А ещё — посадили аллею и поставили памятник, посвящённый тем, кто призывался отсюда на Великую Отечественную войну. Удивительный, кстати, монумент. Из стекла. А внутри — огонь. Но не настоящий, конечно. Над памятником — журавли. А вокруг — деревца, цветочные клумбы.В День Победы провели «Бессмертный полк». Сделали фотографии, рамки, шесты. И прошли по улицам Верхнего Курлугаша под песни военных лет. Плетёные заборы, живые изгороди, деревянные домики — большие и не очень — всё это проплывало перед глазами, пока я неспешно брёл по деревне.Говорят, строили здесь и совсем экстравагантное жильё. Купольный экодом, например. В нём жила молодая семья из Красноярска. Местные говорят, с финансами у них было не очень, но какие-то красивые камешки мыли и на этнических фестивалях продавали. Их дом был похож на половину футбольного мяча. Сооружён из тёса, обложен землёй. Внутри пространства много, по центру печка стояла. Наверху ещё башенка стеклянная — свет проникал. Пять лет так прожили. Но родился ребёнок, органы опеки сказали строго: «Это не дом. Ищите нормальное жильё». Пришлось искать. Уехали из Верхнего Курлугаша, бросили дом из земли.А в прошлом году конструкция обрушилась… В деревню, бывало, заходили медведи. Приходилось волков гонять. Старый вожак ушёл из стаи, бродил по деревне, чтобы принять смерть от человеческой руки. Так и ушёл куда-то…Думая обо всём этом, брёл я по дороге. И набрёл на дом Владимира Маслова. Ещё одного колоритнейшего персонажа.
Родовое поместье
— У меня была идея родового поместья. Чтобы посадить вот такой сад (взмах руки в одну сторону). Чтобы построить дом (взмах руки в другую). И чтобы был простор (разводит руки, будто обнимает всё великолепие Верхнего Курлугаша).А рассказ продолжается: — У меня в жизни всё состоялось. Больших денег не нажил, но вырастил детей. Дочки хорошо учились, окончили вузы, вышли замуж за достойных людей.И в какой-то момент Владимир Маслов задумался: что его ждёт в старости, если он в своей жизни ничего не поменяет. В ней, кстати, и так было полно перекосов. Недолго служил в гражданской авиации. Долгие годы работал заведующим клубом в Новороссийском Алтайского района. В Верхний Курлугаш с женой поначалу ездили как туристы — ставили палатку. Потом приобрели большой участок и стали ездить как дачники.— Вон наш первый очаг. Котелки, чайники. Я тебе скажу так: борщ, что варился на этом костре, — лучший в моей жизни. Вкуснее ничего нет.Поначалу жили в маленьком домике. Собран он был в Новороссийском, прицепом привезён в Верхний Курлугаш. Окончательно же перебрались в 2011 году.— Мы с женой культработники. Зарплат больших не было. Позволяли в год по две-три яблони приобретать. А сейчас, глянь, ну здорово же?Правда, здорово. Простор. Горы. Чистый воздух. Яблоневый сад. Цветочные клумбы. Аккуратные кустарники. — Каждый год покупал стройматериалы. Строил основной дом с нуля. Собирал потихоньку — как конструктор. Вылил стены из опилкобетона. Четыре ЗиЛа опилок, КамАЗ песка и сто мешков цемента. Считаю, что довольно бюджетно. А дом очень тёплый. Хоть снаружи дом ещё строится, внутри уже обжит. Уютно, просторно и современно. Всё, что необходимо в быту в городской квартире, есть и здесь. Ещё Владимир Вячеславович с гордостью показывает свою мастерскую. Говорит, она на участке появилась в числе первых строений. — Без мастерской мужику никак. Пропадёт мужик. А зимой так и вовсе со скуки загнётся. Зимой тут одна забота — снег чистить.Когда минута свободна, Маслов любить мастерить наличники. Общественный дом ими украсил. Балкончик своего — тоже. Без фанатизма, в меру.На участке достраивается дом для мамы Владимира Вячеславовича. — Знаешь, есть в российских семьях актуальный жилищный вопрос. Семьи создаются, квартиры стоят миллионы, а доходы такие не у всех. Что я придумал: участок позволяет сколь хочешь строить. Мы родом из Курской области. Мама воспитывалась в многодетной семье, дитя войны. Отец её рано умер. И старший брат построил дом. Из кругляка. Нет сейчас ни той деревни, ни того дома. Но у мамы живы воспоминания. И я решил воспроизвести его в том виде, в каком она его запомнила.Пожилая женщина всегда будет рядом, под присмотром. Но в то же время будет жить отдельно: Владимир Вячеславович распланировал ей кухню, удобства.Заходим в строящийся дом. Он уже под крышей, остаются штрихи. Внутри дуреем от запаха свежего дерева…— Часть материалов, конечно, современные. Совсем уж старину воспроизводить — не вижу смысла.Показывает, мол, вот купольная печь. Рассказывает о её неоспоримых преимуществах. Вот тут хотел перегородку поставить, но мать сказала: не надо. У них в моде занавески были, они и разграничивали пространство в доме. «Просторно, светло, экологично», — резюмирует.— А вид из окна! Ты видал?! Нет, ну ты видал, — радуется как ребёнок взрослый мужик.Покидаем будущий материнский дом. Начинается рассказ о беспахотной системе обработки земли.— Теория такая: в дикой природе всё растёт. Под травинки и деревья никто и никогда не копал, не рыл. Возделывать землю лопатой или плугом — то же самое, что на себе кожу до крови царапать. Отец мой всю жизнь землю пахал, когда меня услышал — плевался и матерился…На словах у Владимира Маслова всё легко: косишь бурьян, укладываешь в валки так, как нужно. — Приходишь на следующий год, валок переворачиваешь — вот она, готовая земля. Ты не пахал, целину не осваивал, солярку не жёг, трактор не ломал.Владимир Маслов говорит, что в деревне у каждого своя история. Были тут и ясновидящие, и врачи.Есть ветеран МВД. На пенсии мастерит табуретки.— Вон, видишь палатку у меня на участке. Там парень из Питера приютился. Пока осматривается. Может, созреет. Про нас нашёл ролик в Интернете. Там, правда, малость приукрашено. Ну, типа, фонтаны есть, скульптуры всякие.Прошлый год подарил Владимиру Маслову ещё одну интересную встречу:— По участку бродит мадам. С переводчиком! Думаю — что за чудо? Она по-немецки: та-та-та. Из Вены дама. Оперная дива. Чего она тут забыла? Участок ищет. Смешно. Не знает Сибирь и сибирскую деревню, но рвётся жить подальше от европейских ценностей. Чёрт её знает, может, ещё и объявится. Хотя… Мне в нашем клубе оперная дива в самый раз будет. Для заполнения музыкальных пауз…По огромному участку Владимира Вячеславовича бегала его внучка. Раздолье для ребёнка. Её родители работают в городе. Где много машин и людей.А здесь — простор.
Целители
Дмитрий и Наталья Богородские обосновались в Верхнем Курлугаше менее года назад. Для них деревня — не просто место жительства. Молодые люди развивают экопроизводство: перерабатывают дикоросы. Лисички, иван-чай, ягоды. Организовали интернет-магазин. Говорят, на продукцию есть устойчивый спрос. По России и не только.— Но мы ориентированы на нашу родную страну. Мы хотим, чтобы россияне питались здоровыми продуктами, — подчёркивает Наталья.Уверяют, что своим образом жизни, своим примером они хотят повлиять на окружающий мир. Через творение красоты, через культуру общения, уважение к природе. — Однажды я нашла в Интернете статью про иван-чай. Про его уникальные вкусовые и целебные свойства. Его ведь «зелёным золотом» называют. Чай поистине волшебный: укрепляет тело, даёт бодрость.В Верхнем Курлугаше отличные перспективы для экопроизводства. Дмитрий заготавливает лисички. Подчёркивает, что они очищают организм человека от паразитов, восстанавливают клетки печени. — Мы за осознанное живое питание. То, что мы едим, влияет на наше сознание, способствует дальнейшему духовному развитию, — говорит Наталья.
Супруги мыслят масштабно. Им хочется, чтобы молодёжь ехала в деревню. Занималась полезными делами, которые при правильном подходе эти дела будут приносить прибыль. И открывала для себя целительную силу природы…
Сергей ВЛАСОВ, Таштыпский район