Анатолий ЖДАНОВ, посетивший нынешним летом Хакасию, — один из лучших фотографов России. И довольно интересный рассказчик. В чём можно убедиться, если заглянуть в номер нашей газеты от 7 сентября. Сегодня — продолжение разговора, состоявшегося в редакции «Хакасии».
В поисках… золота
— Кто такой репортёр? — загораются глаза у Анатолия Жданова. — Это в первую очередь путешественник. Вот перед вами на снимках перуанские джунгли. Месяц путешествий по перуанским джунглям. Самым настоящим. И это самые настоящие индейцы, которых мы видим иногда по телевизору. Путешествие уникальное, конечно. Вы тащите лодки вверх по реке. Вы идёте с рюкзаками по джунглям. И столько вас ждёт сюрпризов, впечатлений!.. Здесь столько всего-всего-всего. Видите, золото человек нашёл. Мы шли не просто так. Мы искали Эльдорадо. Мы искали тот самый таинственный город инков, который они когда-то по легенде спрятали высоко в Андах. Мы искали эти статуи в человеческий рост из чистого золота. И мы единственная экспедиция, которая добралась до того места, что указано в манускриптах, хранящихся в Ватикане. Согласно имеющейся информации именно там находился тот самый золотой город. Мы дошли до того места. Города не нашли. Вы понимаете, что такое джунгли? Это мачете в руки, и каждый день прорубаешь себе дорогу. Идти очень сложно. Там живут племена, которые до сих пор не знают, что существует цивилизация. Они никогда не видели в глаза белого человека. Если предки им что-то и рассказывали, так это то, что белого человека надо сначала убить, а потом выяснить, зачем он сюда пришёл. Мы сталкивались и с такими индейцами, но они не стали с нами общаться. Есть двухсерийный фильм Леонида Круглова, который рассказывает о нашей экспедиции. Хороший получился фильм, советую посмотреть. О джунглях я могу говорить часами. Это действительно очень интересно. Я же тогда работал в режиме онлайн. Целый день шёл и снимал, а вечером, когда все ложились спать, садился и писал заметку — о том, что происходило за день. Потом отбирал фотографии на компьютере. Включал спутниковый телефон. Отправлял фотографии. Сами подумайте, это 2001 год. Тогда технологии были в самом зачаточном состоянии. Техника работала плохо, один-два кадра в малом разрешении мне удавалось отправить. Заметку возможности отослать не было, я диктовал текст по телефону. А когда отбирал фотографии, индейцы садились вокруг меня и наблюдали за всем происходящим. С нами были те, кто помогал нести груз. Они никак не могли понять, как это и что такое. Настолько были далеки… И как я ни пытался отогнать их от антенны, сколько я им ни объяснял жестами, что это вредно для мужского здоровья, бесполезно.Они называли меня шаманом, у которого есть третий глаз. Какой третий глаз, не мог я понять. Потом дошло — объектив они имели в виду. Это люди из другого мира. Вот они организовывали нам базовый лагерь, делали такой стол… И мы по нескольку дней там жили, ждали, когда сверят маршрут по GPS. Но они никогда не садились с нами за один стол. Мы приглашали… Но сколько раз мы ни пытались их уговорить сесть с нами, они садились на траву рядом. Представьте, насколько другой у них менталитет.И второй эпизод, о котором я хотел бы рассказать. С нами в экспедиции были испанка и польская телевизионная группа — два человека. Она с одним из поляков подружилась. Мы на это особо внимание не обращали, заняться было чем, джунгли, вода… Мы, когда водную часть прошли, должны были дальше с рюкзаками на спине лезть в гору. И вдруг на одном из базовых лагерей в Андах эти двое поляков засобирались. Руководитель экспедиции объяснил это так: им нужно срочно возвращаться в цивилизацию. Мы не придали этому значения. А основная группа состояла из русских, поэтому вся тяжесть легла на наши плечи.
Когда же ехали назад в автобусе, я достал паспорт и показал этой испанке фотографии своих детей. Дети маленькие были тогда. И вдруг с ней началась истерика. Мы ничего понять не можем, рыдает просто навзрыд. Когда успокоилась, начала объяснять причину отъезда поляков: «Знаете, вы же могли не вернуться…» Оказывается, она предупредила польских телевизионщиков об опасности. Сказала, что дальше идти крайне опасно, потому что змеи, фаланги, термиты… Опасность на каждом шагу. Она сама через это прошла. Её как-то раз укусила змея. Еле-еле ногу спасли, говорит, была вся чёрная. Змеи там очень ядовитые. В случае укуса счёт идёт просто на секунды. Экспедиция же растягивается на километры. А сыворотка, которая может помочь, у руководителя экспедиции. Где его искать в такую минуту? И ещё не факт, что она подействует и спасёт именно от той змеи, что укусила. Так что это было интересно, но небезопасно.
Страшно всё это…
— Что ещё можно показать? — задумался на секунду Жданов. — Землетрясение на Гаити. 2010 год, январь. Из российских фотографов я там побывал один. Это вот наши ребята из МЧС. Это американские спасатели. Трагедия страшная. Город лежит в руинах. Мародёры орудуют — будь здоров.
Как действуют американцы при поиске людей? Они подходят к зданию и по датчикам определяют, есть ли кто под руинами. Им кричат все: «Там живые люди!» Они в ответ: «Всем тишина!» И по приборам слушают, есть ли там какие-то шорохи, голоса… Тишина? Свернули датчики, написали на стене: «Людей живых 0…», пошли дальше.Что делают наши? Подошли к зданию, бульк туда под руины и полезли. Был случай, когда после того, как американцы всё проверили, наши вытащили из-под развалин живого человека.Что запомнилось… Сутки вы летите до Доминиканской Республики. Сутки ждёте вылета оттуда в Порт-о-Пренс. Туда прилетаете, вас там никто не ждёт. Жить негде. Еды, воды нет. 45 градусов жары. Связи тоже никакой нет. То есть ничего нет. Всё, что с собой взял, на то и уповай. А в этой ситуации надо как-то жить и работать. Хорошо, там был парень с НТВ, который пустил к себе в палатку. А каково местным жителям! Тысячи людей без ничего остались. Да ещё мародёры всё тащат, склады вскрывают. Это вот с одним из них люди сами расправились. Связали за ноги, подвесили и начали бить палками. Потом бросили его на земле… На снимке я оставил одну только ногу, остальное просто отрезал… Слишком страшно. И ночью ещё трясёт. Я первый раз в жизни почувствовал, что такое землетрясение. Вы помните ощущения от массажного кресла? Садитесь, и вас начинает по спине бить… Вот землетрясение — те же ощущения. Сначала удары тебе в спину, будто кулаками. А потом под тобой начинает дрожать земля. И в этот момент тебе становится жутко. Представляете, после такого ещё надо работать. На Гаити я сделал снимок, за который получил приз на международном конкурсе. Вот он — спасённая девушка. Некоторые сказали: «Какая страшная фотография!» Не страшная. Это спасение. Вся семья у неё погибла. А её спас шкаф. Наши спасатели туда пролезли, достали. Она там просидела семь дней, представляете? Одна среди погибших родственников. Когда кого-то вытаскивают живым, люди плачут от радости, хлопают в знак благодарности. А вот эту женщину доставали — там же без специального оборудования не справишься — вся улица аплодировала. Страшно всё это… — Как вы решаете этическую сторону в таких случаях? Когда с одной стороны красивые репортёрские кадры, а с другой…— Я вас понял, можете не продолжать… В данном случае этика такая: подобные новости никто не отменял. Я — репортёр. Я должен рассказать правду людям. Моё дело — донести информацию, показать размах произошедшей трагедии. В таких ситуациях есть кому спасать, работают профессионалы. Если помощь твоя не требуется, выполняй свою работу. Другой вопрос, когда снимают трагедию люди с мобильными телефонами, здесь этика, как мне кажется, немного нарушается. Да и то не всегда. Иногда такая фотоинформация может быть даже и полезна. Конечно, бывают случаи, когда нужно помочь. И в моей практике такое случалось. В Беслане журналисты хватали детей и старались как можно скорее вынести из-под огня. А эти выродки стреляли в спину. Я никогда не забуду звук пролетающей мимо твоего уха пули. Вот этот звон — бзы-ы-ынь. Я даже не знаю, как его воспроизвести. Такого звона я больше никогда не слышал. Беслан — это самая страшная съёмка в моей жизни. Видеть, как одновременно хоронят стольких детей, взятых террористами в заложники… А снимать надо… Кому ты потом будешь объяснять, что не снял, потому что тебе было страшно, потому что рыдал? Кому нужны твои слёзы? И ты прячешься за фотокамеру. Как будто телевизор смотришь, и видишь это немного отстранённо. А работу выполнять надо, ты — профессионал. Если репортёр — показывай снимки. Показывай, как это было. Страшно? Да, страшно. А что делать? Такие новости никто не отменял. Естественно, никогда нельзя идти по пути наживы. Да, оплата труда существует, но если ты не преследуешь цели нажиться, значит, просто выполняешь свою работу. Вот этика ещё здесь очень важна. Бывают такие трагедии, о которых, кажется, будут говорить всегда, но им на смену, как ни ужасно, приходят другие… И рана Беслана потихоньку-потихоньку залечивается. Но до сих пор страшно на это кладбище приходить. Ещё страшнее говорить про Донбасс. Боюсь сказать, но такая рана вообще может никогда не зажить. Ситуация всё хуже и хуже. Бывал я там на линии фронта, в окопах сидел. И сегодня вы можете сидеть где-нибудь на остановке в Луганске и подпрыгивать. Потому что слышно, как идёт бомбёжка. И это происходит каждый день. Люди самоотверженно выживают: тушат пожары, тянут провода, стеклят окна… Я вообще не представляю, как они там живут. Я столкнулся с тем, что многим просто не на что жить. Я там раздавал деньги. Мне говорили: «Вот у неё двое детей…» А чем ты ещё можешь помочь? Хоть какое-то участие. У людей нет ни-че-го. И то, что Россия им помогает гуманитарной помощью, — единственная поддержка. При этом постоянно бомбят. Луганская область по протяжённости большая, но слышно, как где-то там стреляют. Сейчас, может быть, поменьше, когда убрали тяжёлую артиллерию… А когда «грады» шуруют — караул просто. До сих пор перед глазами дороги, усыпанные осколками. Я находился на Украине с первых дней, как переворот случился. Сразу отправился в Одессу, потом в Крым, Симферополь, Севастополь, Феодосию. Видел, как штурмовали воинские части. Видел «вежливых людей». И всё я снимал. После этого мы переехали в Донецк, затем в Луганск. Первые дни с нами тогдашние активисты боялись выходить на связь. Боялись, что СБУ таким образом хочет на них выйти. Они прятались и не верили, что журналисты из Москвы приехали взять интервью. Очень сложная и напряжённая была обстановка. Запомнилось, как штурмовали там здание парламента. И женщина была такая боевая. Она говорила: «Я бывшая ментовка. У меня чуйка, чуйка… Завтра что-то случится…» Мы, говорит, уже два раза брали парламент, если потребуется, и в третий раз возьмём. Так оно и получилось. Там народ, конечно, тоже активный. Смелые и отчаянные ребята… По-прежнему это всё страшно. И различные провокации осложняют обстановку. Хотел бы рассказать о проекте, который задумал не так давно. Это фотоальбом. Там не все мои снимки. Много же было споров по поводу того, есть ли российские войска на Украине, что события освещаются необъективно. Якобы все снимки сделаны только российскими фотографами и они не отражают реальной действительности. Я собрал снимки фотографов со всего мира: из США, Болгарии, Турции, Белоруссии, из той же Украины… И сделал фотовыставку. Называлась она «Украинский излом». Сейчас фотоальбом находится в работе. Он не политизирован. Здесь только подписи к фотографиям. Когда, где и что происходило. Только факты. Задача — показать, насколько это страшная трагедия. В виде фотодокументов. Они — уже история. И очень хочется, чтобы фотоальбом вышел. И чтобы те, кто этого ещё не понял, осознали, насколько всё происходящее там ужасно.
Наш коллега в Донбассе погиб во время обстрела. Андрей Стенин… Репортёр рискует не меньше. Если вы поехали на войну, значит, вы уже находитесь в зоне риска. И никто вам не сможет гарантировать безопасность даже там, где не идут боевые действия. История знает массу примеров, когда ничего не угрожало, а люди гибли. Я помню случай: на железнодорожном вокзале в Грозном стояли наши военные, мирные жители… И вдруг подходит поезд, из него выходит человек с автоматом и начинает стрелять по толпе. А ведь ничего не предвещало беды. А сколько он убил людей! Он убил журналиста из «Штерна». Молодого парня — наповал. Тот никому вреда никакого не сделал. Мальчишка ещё. Риск есть всегда. И никто ничего не гарантирует.
Окончание следует
Александр ДУБРОВИН