В тот день меня… убили.
Я даже не думал, что это может произойти так быстро, так просто и… ни за что. Сознанием третьеклассника я лишь зафиксировал, как ствол пулемёта развернулся и его зрачок глянул прямо в меня…
Сердце оборвалось. От страха буквально ушло в живот, а затем растворилось в ногах. Из дула вырвалось пламя, тишину летнего дня разорвала длинная очередь, и было ясно, что с расстояния в 20 шагов он не промахнётся…Я упал как сидел. На спину. На ещё не выжженную солнцем траву вершины горы, что нависает над Аскизом. Когда-то на её склоне мы выкладывали камнями надпись «Ленину 100 лет» (раз в год цифра менялась). Сейчас там выложено «Аскиз сердце Хакасии». И я о том никогда бы не узнал, коли в пулемёт не были бы заряжены… холостые патроны. Только меня предупредить забыли! И в девять лет пришлось реально узнать, как чувствуют себя люди, которых расстреливают в упор. Меня убили, я умер и… пришёл в себя лишь от громкого мужицкого смеха и звона гранёных стаканов, наполненных, как понимаю, тёплой водкой (бр-р-р). Странно, жив и ничего не болит, подумалось мне. А затем услышал:— Сынок, ты чего упал? Не ушибся? — это папа.— Юрка, вставай, красные в городе! — это дядя Валера. И куда-то в сторону: — Ты чё, японский городовой, племянника мово пугаешь?! Оштрафую к едрене фене…Все заржали.— Проверить хотел, а то чего-то заедает, — голос от пулемёта.— Дык проверяй в другую сторону, японский городовой, — снова дядя Валера. — Юрка, вставай, водки будешь?..— Какой ещё водки?! — возмутился папа. — Валерка, ты чему его учишь.— Та ни чё, злее будет! — со смехом вернул тот обратно. Я поднялся. Тельце дрожит, сердце стучит, лицо и спина мокрые. Дядька из-за щитка пулемёта максим виновато развёл руками. Сразу видно, приезжий. Длинные волосы, невиданные в Аскизе джинсы клёш, приталенная рубашка типа батник и городская речь.— Парень, ты что, напугался? Ну, извини, дружище. А хочешь сам пострелять? Иди сюда, не бойся.— Чё в натуре?! — страх как водой смыло. — Стрелять с этой штуки?!— Да, с этой штуки, иди-иди, я покажу!Ещё бы не показал. Ведь это был главный оружейник-пиротехник съёмочной группы фильма «Последний год Беркута»…* * *Впрочем, чудеса начались вовсе не в тот день, когда меня «убили», а гораздо раньше. 9 Мая 1977 года школьников Аскизской средней школы как обычно вывели на демонстрацию. Мне всегда казалось, что великий праздник отмечается как-то… неинтересно, одинаково, что ли. Колонны, флаги, речи, костюмы из райкома. Зато ветераны которых было много, и были они ещё бодры, а среди них мой дед Прокопий Иванович Абумов в парадной форме и при наградах. Здесь же находились его сыновья Юрий (мой отец) и Валерий (мой дядя), также в парадной форме и с автоматами в руках, из которых они палили, когда объявляли воинский салют. Причём в их могучих руках АК-74 выглядели как игрушечные. Порода. В общем, я ждал салюта, чтобы погордиться родственниками, когда на площадь Победы перед школой вдруг выскочила… самая настоящая красная кавалерия. Настоящая в смысле экипировки: шинели, будёновки, ремни, сабли, карабины. Следом выехали тачанки с пулемётами максим. Потом телеги с партизанами, и у каждого — винтовки, наганы и даже обрезы. Ну и чудеса! Такое лишь в кино бывает.Хотя мы и в самом деле наблюдали кино. Только не в конечном его виде, а в процессе создания. Экипировка была на время одолжена у съёмочной группы, которая в тот момент уже работала в окрестностях Казановки. Ещё никто не знал, что будет за фильм, как он будет называться. Однако сам факт, что «у нас снимается кино», будоражил не только Аскизский район, но и всю Хакасию…* * *Однако мне повезло больше. В школе я узнал об этом раньше всех! И я же был единственным из непричастных, кто попал… в оружейный склад (а что ещё пацану для счастья надо)! И мне было до лампочки, что фильм готовился к 60-летию Великого Октября. Что снимала его Свердловская киностудия, что режиссёром был Вадим Лысенко, а главным оператором Сергей Гаврилов. И что экранизировали они роман Николая Доможакова «В далёком аале». И что снимались в нём тогда молодые, а ныне известные хакасские артисты. Я был пацаном и знал лишь то, что когда фильм вышел, многие узнавали среди красноармейцев и бандитов себя, знакомых и даже родственников. А мой дед пробовался на роль деда Хоортая, видел его фотографию в полном гриме. Но кадр так и остался кинопробой. Шибко занят был майор МВД Прокопий Иванович делами службы и для съёмок времени не нашёл. А может, то и вовсе была шутка. Не важно. Главное, что я попал туда, куда простой смертный доступа не имел.Как попал? Легко!Сюжет фильма требовал большого количества оружия и боеприпасов, чтобы стрелять, взрывать, гореть и дымить. Необходимый реквизит доставили к месту съёмки ещё по зиме и складировали его в подсобном помещении РДК, которым тогда служило здание бывшей церкви (позже его снесли, поставив новый ДК). А раз есть оружие, должна быть и охрана. И кто, вы думаете, был главным оружейником в Аскизском РОВД? Правильно, мой дядя Валера. А кто отвечал за пожарную безопасность склада с оружием? Правильно, мой папа, инспектор пожарной охраны. Поэтому стоит ли удивляться, что главный оружейник-пиротехник съёмочной группы стал частым гостем в нашем доме. И уже вообще не стоит удивляться, что однажды дядька сказал:— Юрка, хошь саблю подержать? Тада собирайся, интересное покажу… Так я попал в «пацанский рай». Разинув рот, глаза и уши (их напрасно), я ходил меж огромных куч винтовок, штыков, сабель, меж столов, заваленных обрезами, револьверами и маузерами. В углу сразу несколько пулемётов максим. Кучами шинели, сапоги, гимнастёрки, фуражки, будёновки, ремни, портупеи, кобуры. И мне всё это разрешали трогать, брать в руки, вынимать шашки из ножен и вообще делать всё, что захочется. Правда, в один момент чуть не перехотелось…Это когда дядя Валера, очень строго разговаривавший с какими-то другими дядьками, вдруг резким движением выхватил своими ручищами из ближайшей кучи обрез, передёрнул затвор и пальнул в стену. Никогда не думал, что маленький обрез может выдать такое пламя. До стены метра три, а на белой штукатурке сразу чёрное пятно. Кроме того (к слову об ушах), часа на два я совсем оглох (оказывается, стрельба в помещении ещё та хрень).Буквально тут же на склад зашёл папа в офицерской шинели, в шапке с кокардой, с пальцем в ухе и со словами:— Японский бог, вы что творите!— И я говорю, чё творите! — откликнулся дядя Валера, строго глядя на киношников. — Оружие, понимашь, хранят заряженным, а если, японский городовой, пристрелите кого… В общем, экскурсия удалась. Слегка контуженного и ошалевшего от счастья (целый месяц рассказывал в школе, что я там видел и трогал) папа забрал меня домой, напоследок пригрозив брату кулаком. На что тот лишь улыбнулся во все зубы: «Нормально, мужик растёт!»* * *Настало лето. Время каникул и того самого похода с мужиками на гору. Не знаю, какую проверку они затеяли (или решили водки попить). А мне-то что. Мне главное — после того, как на оружие насмотрелся, я из него ещё и настрелялся. Высадил целую ленту из пулемёта максим (кстати, у него две гашетки и стрелять надо с двух рук). Носился с маузером, в который вогнали 15 патронов, и тоже успешно их расстрелял. А потом вместе с пиротехником мы запускали разноцветные дымы и жгли военные факелы, которые горят даже под водой (представляю, как офонарел мирный Аскиз). В итоге мне досталось огромное количество гильз, баночек, коробочек, крышечек, а в сентябре всё это богатство наполнило школу, куда я стаскал и раздал почти все трофеи. Ну, и копец всему было то, что мне подарили настоящую будёновку, точную копию тех, что носили настоящие красноармейцы. Это была моя гордость, которая совпала с тем, что мы в классе разучили танец под музыку «Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса», с которым и выступали на всех праздниках, смотрах и конкурсах. Под это дело я лично выстругал 10 деревянных сабель, обмотал рукоятки изолентой, всем пошили самодельные будёновки, и только я был в настоящей. Жаль, не сохранил! Спёрли две «честные» пионерки. Спионерили. Я шёл из Калининского ДК, где мы в очередной раз выступали. В ранец кроме учебников уложил те 10 сабель и будёновку. По дороге ранец расстегнулся, и всё выпало. Тут ко мне и подбежали две девчонки, что шли навстречу, в белых фартуках, красных галстуках и со словами: «Вот растяпа!» — взялись мне помогать. Ещё и в ранец со смешочком подтолкнули. Только дома я обнаружил, что… будёновки нет. Японский городовой. Так и ушла моя реликвия. Девки оказались не из нашей школы. До сих пор, как вспомню, аж подпрыгну. Но память осталась. И у каждого она своя. Одни в том фильме снимались, другие ходили на премьеру, которая прошла в Аскизе 7 ноября 1977 года, третьи фотографировались с актёрами, ну а я… дружил с теми, кто обеспечивал стрельбу на съёмочной площадке.
И то, что я вспомнил, считайте моим вкладом в Год российского кино, торжественное открытие которого в Хакасии состоялось в начале 2016 года. К тому же в 2017-м исполнится уже 100 лет со дня Октябрьской революции и 40 лет с момента окончания съёмок фильма «Последний год Беркута».
Юрий АБУМОВ