Древняя металлургия и металлообработка являются одним из интереснейших разделов исторической науки и важной темой полевых исследований отечественных и зарубежных учёных. Актуальна эта тема и для Хакасии, территория которой в далёком прошлом, по мнению ряда исследователей, была одним из значимых металлургических центров Саяно-Алтайского региона.
Обсудить это мы отправились к человеку, который в последние годы довольно продуктивно занимается изучением памятников древней металлургии Минусинской котловины. Представляем нашим читателям Петра АМЗАРАКОВА, старшего научного сотрудника сектора археологии Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории.
— Пётр Борисович, насколько мне известно, первенство в изучении проблем древней металлургии Минусинской котловины прочно связано с именем известного хакасского учёного, доктора исторических наук, профессора Якова Ивановича Сунчугашева…
— Совершенно верно. Яков Иванович был настоящим первопроходцем. Именно под его руководством были изучены сотни памятников древнего горнорудного дела и металлообработки, создана их классификация, изучена техника добычи различных руд.
— С чем был связан такой интерес?
— Дело в том, что археология Минусинской котловины — это археология, главным образом, курганная. Так уж сложилось. Поэтому курганным в основном является и весь тот огромный пласт научного материала, который скопился почти за 300 лет полевых исследований. То есть связан он с погребальным культом различных археологических культур. Рассматривая и изучая его, можно сделать очень важные для науки интерпретации, например, о мировоззрении древних народов. Точную, всеобъемлющую информацию об их быте только курганный материал, конечно, дать не может. Из этого проистекают зачастую неверные выводы, исправить которые помогает работа с более широким спектром источников. В частности, изучая проблемы древней металлургии и металлообработки, материалы древних поселенческих комплексов. Процесс этот довольно трудоёмкий, затратный, вследствие чего исследователей он практически не интересует. Так было и при Якове Ивановиче Сунчугашеве. И так, увы, остаётся и поныне. При всей признанной перспективности рассматриваемого предмета исследований.
— Сложности никому не нравятся?— Можно и так сказать. Курган раскопать легче, чем углубляться в нюансы той же металлургии. Ведь этот вопрос требует специальных познаний: где добывали руду, как организовывали на практике процесс выплавки и так далее. Или взять изучение поселенческих комплексов. Дело это довольно трудозатратное. По этой причине на нашей территории за все прошедшие годы было по-настоящему исследовано очень мало древних поселений. Копались они, как правило, случайно. Конечно, в Минусинской котловине их было гораздо меньше, чем, скажем, вблизи древних земледельческих культурных центров. Объясняется это полукочевым образом жизни местного населения и в эпоху бронзы (с III тысячелетия до нашей эры, до конца II тысячелетия до нашей эры), и в эпоху раннего железа (I тысячелетие до нашей эры). Более-менее осёдло люди здесь стали жить, пожалуй, только в гунно-сарматскую эпоху (конец I тысячелетия до нашей эры — начало I тысячелетия нашей эры).В Минусинской котловине с последней из перечисленных эпох связаны две археологические культуры — тесинская и таштыкская. Больше всего известных поселений относятся к таштыку. Хотя «известных», наверное, не очень правильное слово. Учёные с ними, скорее, сталкивались. Целенаправленным их поиском и изучением никто не занимался. Если поселения случайно и находились, то внимание исследователей привлекала, к примеру, собранная там керамика. Если же в руки попадался металлургический шлак, то к таким находкам как к объекту серьёзного изучения археологи, к сожалению, не относились. Ну, лежит себе металлургический шлак и лежит, что с него взять? Это же, в отличие от древней керамики, не археологическая находка, а отходы производства… Расскажу об этом реальную историю. От села Чёрное Озеро до аала Белый Балахчин (оба населённых пункта находятся в Ширинском районе) проходит дорога, прорезающая место, в котором таштыкские металлурги плавили железо. Перед строительством этой дороги, в начале «нулевых» годов, проводилась археологическая разведка местности, были выявлены древние курганы. Их изучили. Памятник древнего металлургического производства тоже обнаружили, но производить археологические раскопки не стали. Заняться изучением уже частично разрушенного памятника в 2012 году пришлось мне и моему коллеге — археологу из Японии, профессору Мураками, представляющему Центр исследования древних культур эпохи железа Восточной Азии национального университета Эхиме.
В этом как раз главное отличие подхода к исследовательскому труду. В своё время профессор Сунчугашев стал целенаправленно изучать артефакты древнего металлургического производства. Этой тематикой он занимался всю свою жизнь. В первую очередь провёл огромную работу с архивными источниками. Изучил записи о деятельности рудознатцев XIX века, профессиональных геологов XX века, в поле зрения которых на территории Минусинской котловины попадались и древние выработки на медь и железо, а также места древней выплавки металла. Сунчугашев ездил по всем этим местам, скрупулёзно изучал. Его наработками, богатейшим научным багажом теперь пользуемся и мы. Но уже с помощью современных методов исследования, что, безусловно, позволяет узнать гораздо больше, чем в бытность Якова Сунчугашева.
— Памятники древней металлургии и поселенческие взаимосвязаны? В исторических фильмах часто показывают кузнецов, работающих прямо на территории поселений.
— Взаимосвязь, безусловно, прослеживается. Однако тут важно не путать выплавку металла и его обработку. Кузнецы занимались металлообработкой и могли жить и творить на окраине какого-нибудь конкретного поселения. Хотя не стоит забывать и об определённой сакрализации и табуированности личности кузнеца в древних обществах: он творит из огня и металла и, значит, связан с потусторонним миром. А вот работы по получению металла, как показывают проведённые исследования, как правило, осуществлялись вне границ поселений.
Проведённые в Хакасии исследования показали, что люди, занимавшиеся выплавкой железа, делали это стационарно, за пределами поселений. Такое место представляло из себя настоящий металлургический комплекс, сразу с несколькими рабочими горнами. Обязательно вблизи должны были находиться лес и источники воды. (В степях же пока не было обнаружено ни одного подобного памятника.) Руду привозили с выработок, расположенных в таёжной местности. По-видимому, процесс этот был хорошо отлажен, с разделением труда: железную руду добывали одни, другие привозили её до мест выплавки. Судя по всему, то же самое касалось и заготовки древесного угля, и обеспечения металлургов продовольствием.
— Когда вы решили заняться изучением древней металлургии?
— Объекты древней металлургии в поле моего зрения попали в 2008 — 2009 годах, когда я руководил раскопками в зоне затопления ложа водохранилища Богучанской ГЭС. Исследовал поселенческие памятники, которых, кстати говоря, там, по берегам Ангары, очень много, гораздо больше, чем на территории Минусинской котловины. На одном из таких древних поселений мы с коллегами раскопали порядка шести металлургических горнов. Раскапывали мы их так, чтобы получить максимальную информацию о том, как происходил процесс выплавки металла. Вот тогда эта тема меня впервые серьёзно заинтересовала. Затем судьба свела меня с господином Мураками.
— А с чем связан его интерес к древностям Хакасии?
— Это очень занимательная история. Он сам мне её рассказал в 2010 году, когда впервые посетил нашу республику. Дело было так. В начале 1990-х годов он участвовал в археологической экспедиции на Алтае, на раскопках знаменитых пазырыкских курганов. Как учёного, его интересовали пути проникновения в Японию технологии металлургии железа. Туда она попала, как полагают, из Кореи, к корейцам — из Китая, а в сам Китай эта технология «пришла» от ранних кочевников, сообщества которых издревле населяли Великий степной пояс Евразии. В него, в числе прочих, входят территории Казахстана, Монголии, Забайкалья и Саяно-Алтая. Отслеживая путь металлургии железа, профессор Мураками оказался на Алтае. И там пришло осознание того, что сфера его научного интереса вплотную подошла к Сибири, являвшейся абсолютно белым пятном в интересующей его тематике. А затем произошло нечто необычное. В Токио он часто посещал букинистические лавки. И вот, после алтайской экспедиции, в одной из них японский учёный совершенно случайно наткнулся на книгу Якова Сунчугашева, посвящённую вопросам древней металлургии Хакасии. Издана она была на русском языке. В этом, по признанию профессора, была основная сложность в её прочтении. Труд Якова Ивановича японского исследователя, безусловно, очень заинтересовал. Так, что он несколько раз посылал ему письма в Абакан, прося о встрече. Однако тот на его просьбы не отвечал. А в 1996 году профессор Сунчугашев умер. Но по прошествии лет Мураками всё-таки приехал в Хакасию, в ХакНИИЯЛИ. После этого началось наше с ним плодотворное сотрудничество.
— Получается, что с 1996 года по 2010-й изучением древней металлургии на территории Хакасии никто из учёных не занимался?
— Если говорить об археологическом изучении — нет.
— Существует гипотеза о том, откуда изначально пошла металлургия железа?— На современном этапе исследований можно с достаточной долей уверенности говорить, что она зародилась на территории Передней Азии. Именно там археологи находят самые древние изделия, изготовленные из выплавленного железа, датированные второй половиной II тысячелетия до нашей эры. Находки встречаются в поселенческих комплексах. До этого человек знал только метеоритное железо. Интересно также то, что древних металлургических горнов — ключевого звена в технологии выплавки железа — на указанной территории до сих пор было найдено очень мало. То есть говорить о массовом изготовлении и использовании изделий из железа древними народами Передней Азии мы можем только применительно к самому концу II тысячелетия до нашей эры. В это же время технология производства железа приходит на территорию Кавказа.
И, конечно же, большую роль в распространении металлургии железа сыграли кочевые народы — саки (скифы), которые совершали военные походы в Переднюю Азию и на Кавказ в начале I тысячелетия до нашей эры. Это время называют ранним железным веком, или скифской эпохой. Именно тогда у кочевников появляются первые изделия из железа. В Китае — чуть позже, примерно в VII — VI веках до нашей эры. По всей видимости, железо в Китай принесли кочевники. Так же, впрочем, как перед этим и бронзу: изделия из неё на территориях Монголии, Тувы и Минусинской котловины появились гораздо раньше, нежели в Китае.
— Когда железные изделия появились в Минусинской котловине?
— Единичные находки связаны с временем расцвета тагарской археологической культуры раннего железного века, то есть речь идет о V — III веках до нашей эры. Но массово железо стало применяться здесь достаточно поздно, в гунно-сарматскую эпоху носителями тесинской и таштыкской археологических культур. Мы с профессором Мураками исследовали металлургические памятники как раз этого времени.
— Вы с японским коллегой изучали именно металлургию железа?
— Да, потому что профессора Мураками до сих пор более всего интересовала именно эта технология. Аналогичные исследования научный центр господина Мураками также проводил в Корее, Китае, Монголии и, само собой, в Японии. Интересно, что памятники металлургии железа гунно-сарматской эпохи, обнаруженные и изученные коллегами японского исследователя на территории Монголии, во многом сопоставимы с теми, что нам удалось обнаружить и изучить в Хакасии. В следующем году мы готовимся приступить и к исследованию более древних памятников металлургии меди.
— В своих исследованиях используете ли вы богатое наследие Сунчугашева?
— Несомненно. Исследования, проводившиеся Яковом Ивановичем, накопленные им колоссальные знания нам уже очень помогли. И, уверен, обязательно будут востребованы ещё не одним поколением исследователей.
— Какие конкретно памятники древней металлургии железа вы изучали?
— В 2010 — 2011 годах изучались металлургические горны у аала Трошкин в Ширинском районе. В то же самое время мы исследовали похожие памятники у железнодорожной станции Минусинск в Красноярском крае. В 2012 году — у села Чёрное Озеро Ширинского района и в 2015-м — у деревни Толчея Боградского района. Всего нами было раскопано и изучено 24 древних металлургических горна. Получена очень важная информация о конструктивных особенностях и процессе выплавки металла, датировки — когда это происходило. Также узнали некоторые детали быта древних металлургов.
Деятельность древних металлургических комплексов, обнаруженных около Толчеи и Трошкина, датирована периодом с I века до нашей эры — I веком нашей эры. Железоплавильни, исследованные у станции Минусинск, использовались в раннем Средневековье.
— Можно ли с полной уверенностью считать возобновление исследований древней металлургии на территории республики новой вехой в изучении истории Хакасии?— Вне всякого сомнения. И в этом я бы выделил привлечение известных специалистов международного уровня, таких, как господин Мураками. Что стало возможным благодаря целенаправленной деятельности нашего института в указанном направлении.В сентябре 2015 года в ХакНИИЯЛИ была проведена международная конференция, посвящённая памяти Якова Сунчугашева. Основной целью мероприятия стало налаживание профессиональных контактов и научного сотрудничества между различными исследовательскими центрами для активизации изучения древней металлургии Саяно-Алтая в широком контексте металлургии Восточной Азии. Состоялся обмен опытом по современным методам изучения древней металлургии и металлообработки, реконструкции древних технологий. В работе конференции приняли участие учёные Японии, Кореи, Монголии, российские исследователи из институтов и музеев Санкт-Петербурга, Москвы, Новосибирска, Красноярска, Кемерова, Новокузнецка и Кызыла.
В декабре же прошлого года я участвовал в международной конференции по проблемам древней металлургии, прошедшей в Японии. Там я представил результаты нашей совместной работы с господином Мураками. Доклад вызвал живой отклик коллег из разных стран, также занимающихся исследованиями проблем древнего металла.
КАК ДРЕВНИЕ МЕТАЛЛУРГИ ДОБЫВАЛИ ЖЕЛЕЗО? Процесс выплавки металла, восстановленный археологами при раскопках у Трошкина и Толчеи, происходил следующим образом. Выкапывались две ямы — одна производственная, другая использовалась как металлургическая печь. От второй в первую под определённым углом шёл воздуходувный тоннель. В яму-горн закладывали слоями древесный уголь и породу (шихту). При розжиге и начальной стадии выплавки воздух в печь поступал через воздуходувный тоннель. После прогрева печи воздух начинал нагнетаться под давлением через сопла, впущенные с уровня поверхности ямы-горна, при этом весь процесс плавки в горн поочерёдно засыпались слои угля и дроблёной руды. Горячий шлак и раскалённая пустая порода стекали на дно ямы-печи и оттуда, через тот же самый воздуходувный тоннель, попадали в производственную яму. Когда процесс заканчивался, из металлургического горна извлекалось образовавшееся там кричное железо. Саму печь при этом разбивали. Затем рядом с производственной ямой выкапывалась очередная яма-печь — и процесс повторялся.
— Заинтересовались ли зарубежные исследователи Хакасией?
— Интерес к возможным будущим исследованиям обсуждаемой темы проявили учёные из Китая и Великобритании. Надеюсь, это начало большой совместной работы. На что, в частности, направлена публикация материалов сентябрьской научной конференции в ХакНИИЯЛИ, презентация которой состоялась 17 марта нынешнего года. Книга вышла в Японии на русском и английском языках, на средства Центра исследования древних культур эпохи железа Восточной Азии национального университета Эхимэ, и имеется в библиотеке нашего института.
Раскопки у деревни Толчея
Древняя металлургическая печь
Доклад на международной конференции в Японии
Сергей АМЕЛИН