Поэту Михаилу Воронецкому исполнилось бы 85 лет.
Ничего случайного нет… На днях искала в домашней библиотеке нужную мне книгу. Рука потянулась к книжной полке, и я неожиданно вытянула книгу поэзии Михаила Воронецкого (Кузькина) «Саянский мрамор», вышедшую в Москве в издательстве «Советский писатель».Я открыла книгу, прочитала два стихотворения и уже не могла оторваться, пока не дочитала книжку до конца. Чувствовалось, какая тоска одолевала поэта из Хакасии…
Он мечтал вернуться на свою малую родину, но… не успел.
В книге есть посвящения нашим землякам: Владимиру Штыгашеву, Михаилу Кильчичакову, Алисе Кызласовой… Высоко оценил творчество Воронецкого корифей сибирской литературы Виктор Петрович Астафьев. К одной из книг Михаила Гавриловича он написал предисловие. Стихи Воронецкого имеют точную прописку: Саяны, Енисей, Таймырский север, Хакасия, которую он исходил вдоль и поперёк. Поэт любил её древность: Салбыкский курган, горную гряду Сундуки, природный парк «Ергаки» и другие заповедные места. И эта древность явственно проросла в нашу современность, где великие судьбы малых народов глубоко и ярко отражены в прекрасном поэтическом наследии. Поэма «День и ночь накануне вечности» создана по мотивам хакасских преданий и легенд. «Сколько жить мне — отмерит дорога, ветер скажет — кого мне любить…», — этим чувством пронизаны все стихи поэта, коренного сибиряка. «Степям как морю надо неба много, / И чтоб хребты маячили вдали, / И чтоб едва пробитая дорога / куда-нибудь вела сквозь ковыли…» Много стихотворений написано на исторические темы.В 1986 году в Абакане состоялось совещание молодых литераторов, которое возглавлял Сергей Михалков. В бригаду руководителей семинаров входили известные прозаики, поэты, критики: Михаил Воронецкий, Юрий Кузнецов, Владимир Бондаренко, Татьяна Очирова и другие. После этого семинара Воронецкий в течение пяти лет приезжал на всё лето в Абакан вместе с восьмилетним внуком Серёжей. Хотел, чтобы внук запомнил родину деда. Познакомил его с моим сыном Мишей, того же возраста. Сейчас этим мальчикам уже по 35 лет. Все вместе, и мой муж художник Геннадий Степанов с фотоаппаратом, бывали во многих местах Хакасии, Минусинска, ездили в Очуры к писателю Генриху Батцу. Воронецкий был человеком энциклопедических знаний. Как интересно он рассказывал о музее Н.М. Мартьянова, Спасском соборе…
В последнее время Михаил Гаврилович приступил к написанию прозы. Несколько книг с автографами он присылал нам в Абакан. Последняя повесть, с символическим названием «Юрта — птица улетевшая», мне особенно понравилась, где речь идёт о той деревне, откуда он родом. Предлагаю вниманию читателей цикл стихов Михаила Воронецкого.
Лариса КАТАЕВА
Абакан
Об авторе
Родился Михаил Воронецкий (1931 — 1990) в деревне Сидорово Алтайского района Хакасской автономной области. Окончил Шушенский сельскохозяйственный техникум, Иркутское лётное училище, Литературный институт имени М. Горького. В последние годы работал ответственным секретарём Калужской писательской организации.
* * *
Сосновым ветром
Утёс всплывёт порою
сквозь туман,
и вновь сосновым ветром,
как бывало,
плеснутся Енисей и Абакан,
текущие к подножью Самохвала.
Прапрадедов земля!
Земля сынов,
завещанная предками!
На стыке
степей и гор,
веков и судеб…
вновь
с курганов смотрят
каменные лики.
И так мила речушка Ташеба
моей душе тоскливого хакаса:
там молодость моя,
моя судьба —
через хребты
протянутая трасса…
Курганный край
сибирских россиян…
Как прежде
чьи-то судьбы
утром рано
к литым отрогам
Западных Саян
уносят поезда из Абакана.
За речкой Оной
Вдоль хребта
Сайлыгхем-Тайга
двухметровые спят снега.
Вдоль хребта —
вековой кедрач
и метели
несутся вскачь.
У хребта
Сайлыгхем-Тайга
незапуганная кабарга.
В речке Оне
испив воды,
оставляет марал следы.
Вдоль хребта
Сайлыгхем-Тайга
молодые несёт рога,
пролетая сквозь вьюжный склон,
житель вечных снегов
муфлон.
У хребта
Сайлыгхем-Тайга
подвернулась моя нога, —
ждал конца я, глаза смежив,
но, как видишь,
доныне жив.
У хребта
Сайлыгхем-Тайга
согревали меня снега,
и катался, устав реветь,
охранявший меня медведь.
Беркут брал
надо мною высь;
стороной проходила рысь;
отпускала надолго боль
возле озера
Кара-Холь.
Не боюсь я
глаза смежить —
потому что, оставшись жить,
знаю: нет у меня
врага
у хребта
Сайлыгхем-Тайга.
Метель за Абаканом
Я вышел на улицу, чтобы
увидеть закат на углу,
зовущие в детство сугробы,
метельную белую мглу.
Сугробы, сугробы, сугробы —
их свет ослепительно чист.
Исполнен тоски, а не злобы
сугробы свивающий свист.
Вжимаясь с заснеженный ворот,
лицо заслоняя рукой,
я шёл сквозь метели за город,
туда, где утёс над рекой.
Качались висящие редко
огни, и бежала от них
железнодорожная ветка
в траншее сугробов ночных.
Но вот уж по правобережью,
где смутно темнели леса,
возникла, молочно забрезжив,
светящаяся полоса.
Чуть кровоточившая — вскоре
в костёр превратилась… Потом
Луна — как фонарь на заборе —
повисла над Джойским хребтом.
И стало так тихо и млечно,
как тихо бывает в душе,
когда после бури сердечной
она отдыхает уже…
Енисей
Сквозь года мне видятся утёсы,
У подножья куст от брызг намок;
На курганах всадники раскосы,
На плоту изломанный дымок…
Поселенец с давних пор и позже
Места понадёжнее искал:
В устье ли распадка, у подножья ль
Бешено набычившихся скал…
Неспроста, видать, сибирский разум
Он тревожил издавна: а вдруг
Озверело вскинется и разом
Разобьёт и смоет всё вокруг…
А уж как его не величали?!
Грозный, сокрушающий врагов…
Мне же он запомнился в печали
Сентябрём облитых берегов.
От степей, к скалистому верховью,
Сквозь года зовёт издалека
То тоской, то отчею любовью
Весь мой род вспоившая река.
* * *
В окне — Саяны.
Тёмный лик тайги.
А ночь тиха.
Чего же ещё проще —
Поднимешься, напялишь сапоги…
А месяц бродит в тополиной роще.
И Енисей — за дамбой, под рукой.
Идёшь, куда несут сквозь слякоть ноги.
Откуда этот вечный непокой
И вечная заманчивость дороги?
И кажется, что мир вокруг притих,
И что вот-вот тебе он явит чудо,
И чувство бесконечности твоих
Таких уже недолгих лет — откуда?
Я здесь рождён
На берегу деревья поредели.
Избушки нет, и обвалилась печь.
Но я приду сюда —
Пусть за неделю,
Пусть за день —
перед тем, как в землю лечь.
Мне ветры будут петьстепные были;
И пусть меня посмеют упрекнуть,
Что степняки закон степей забыли!
Я здесь рождён.
Здесь мой последний путь.
Михаил ВОРОНЕЦКИЙ
Абакан — Калуга