Уже сегодня Ярославу ПУЛИНОВИЧ можно причислить к разряду классиков. Двери в мир театра она распахнула своим невероятным талантом. А то, что известный российский драматург — ещё и подарок для интервьюера, выяснилось при личной встрече нынешним летом. Ярослава приехала в Хакасию вместе со своим мужем — писателем Романом Сенчиным.
Слишком быстро!
— Ярослава, как вам Хакасия? Вы здесь уже не в первый раз…— Для меня Хакасия — это жаркое лето, хорошие люди и, конечно же, фестиваль театров кукол «Чир Чайаан». Он у вас международный и плюс ко всему — эколого-этнический. Одно это уже привлекает к себе внимание. А когда оказываешься внутри этой сказки, остаются незабываемые впечатления. Я дважды бывала на вашем фестивале в качестве гостя, как драматург… Не могу сказать, что довелось увидеть Хакасию. Вот нынешний приезд в какой-то степени приоткрыл глаза на вашу республику. Хакасия для меня — какое-то невероятное место. Я бы даже сказала: фантастическое. Фантастически красивая природа. В этом году мы с Ромой побывали на Салбыкском кургане. Видели наскальные рисунки, там, где Боярская писаница. Погуляли по степи. Для меня это такое заповедное место. Очень этническое в том плане, что есть ощущение какой-то близости к природе, истории.
Я слышала разговоры по поводу брендирования Хакасии. Ваша республика — прекрасное место для туризма. Но для его развития необходимо строить современные гостиницы по всем местам, где есть достопримечательности. Да, человек может приехать к вам один раз, но если он будет ходить за удобствами на улицу, возникнет резонный вопрос: «А не лучше ли съездить в Турцию за те же деньги?» Ни один бренд не просуществует без инфраструктуры. Ты же приезжаешь на отдых, чтобы забыть о жизненных тяготах, чтобы тебя не тревожили никакие бытовые проблемы. Если Хакасия, Тува будут стремиться к этому, поток туристов точно не иссякнет…
— А есть разница между природой Хакасии и Тувы, где вы тоже были?— Мне показалось, что да. У вас здесь больше простора, чувствуется размах.
Про Абакан я мало что могу сказать… Мы совсем чуть-чуть гуляли по городу. Были в театре драмы. Там сейчас в малом зале делают новую сцену, идёт реконструкция. Это здорово! Но первое, что бросается в глаза в городе, — развитая инфраструктура. Разница чувствуется в сравнении с Минусинском.
— Раз мы заговорили про драмтеатр. На его сцене идёт спектакль по вашей пьесе «Земля Эльзы». Так что с вашим творчеством театралы Хакасии знакомы ещё и таким образом. А на открытии фестиваля «Чир Чайаан» не удалось побывать?
— Удалось. Были мы и на спектакле школы-студии МХАТ имени Чехова. Хотелось, конечно, ещё где-то побывать, но дело в том, что мы жили не в Абакане, а в 50 километрах от Минусинска. Каждый день ездить туда-сюда не очень удобно.
— Есть такая страна, к которой вы относитесь с симпатией?— Эстония. Мне нравится их образ жизни. Многие живут на хуторах. Очень простые в общении, сердечные… Всегда тебе искренне рады. Я раз шесть бывала в Эстонии, жила где-то по месяцу. Там такое количество прекрасных мест. А самое главное, чему у них можно и нужно поучиться, — это бережному отношению к своей природе. Это же маленькая страна, в поперечнике — километров 400. Наверное, поэтому они не относятся наплевательски к тому, что их окружает. Я каждый раз возмущаюсь, когда вижу в лесу брошенный мусор.Просто так обидно за Россию. Кругом эти пластиковые бутылки, стараешься их собирать, но… Вот просто обидно. И когда мы идём с Ромой по деревне, где он жил со своими родителями после переезда из Кызыла… Маленький населённый пункт, человек 600 живёт. Смотришь — кругом такая красота. А потом опускаешь глаза и видишь упаковку чипсов в траве, пустую пластиковую бутылку. Вот кто это бросил? Неужели так сложно донести до дому? Это же ваша деревня. Ваш дом. Меня это до глубины души возмущает. Ладно, в городе есть кому убрать, а в лесу? Пластик будет разлагаться столетиями.
Мне симпатично хозяйское отношение эстонцев к своей земле. Они люди без имперских комплексов. Вот эти очень спокойные и добрые хуторяне, мне показалось, знают толк в простой размеренной жизни. Я у эстонцев научилась довольствоваться тем малым, что у тебя есть. Есть любимые люди рядом? Хорошее общение? Здорово. Есть вкусная еда? Красивая природа? Это же прекрасно. Это же так ценно.
— И они все знают русский?
— Не все, но знают.
— А правда, что они все такие мед-ли-тель-ны-е? Или всё-таки преувеличение?
— Они все разные. Особенно это чувствуется в Таллине. Для нас после Москвы это вполне спокойный город. Там 500 тысяч населения. Достаточно размеренная жизнь. Мы однажды в кафе разговорились с девушкой. И она говорит: «Я работаю в Таллине официанткой второй год. Поеду домой. Хочу вернуться…» Она родом с какого-то хутора. «А почему?» — спрашиваем. «Очень всё быстро. Очень быстрый темп жизни. Я так не могу…» А нам после наших русских мегаполисов Таллин показался идеально спокойным городом. Я её понимаю, у них много людей, которые живут один на один с природой, кормятся своим хозяйством… Их всё устраивает. И, конечно, в Таллине им шумно. Вот мы сейчас сидим в Абакане — здесь один темп жизни, в Москве — другой. А в Эстонии он такой медленный, что людям сложно встроиться в жизнь мегаполисов. За спокойствием, за размеренностью я в Эстонию всякий раз и приезжаю. Здесь можно остановить мгновение.
— Не было желания взять и осесть в Москве? Всё-таки там больше возможностей…
— Нет, это не мой город. Отвечу словами той эстонской девушки: «Очень всё быстро!»
— Роман тоже не выдержал этого темпа — переехал в Екатеринбург из Белокаменной?
— Да, можно и так сказать. Мне вот всегда тяжело было в Москве. Роман признаётся, что в последние годы и ему стало тяжеловато. А в Екатеринбурге, кстати, что мне нравится, есть для меня всё то же самое, что в Москве и Питере. Но при этом жизнь течёт чуть-чуть медленнее, размереннее. Есть возможность остановиться, подумать и никуда не бежать.
— Есть такая страна, где хотелось бы побывать?
— Я хотела бы в Исландии побывать. Природа. Все эти гейзеры. Она же на леднике стоит. Хотелось бы съездить в Австралию, на Кубу… На остров Пасхи. Там всё кажется каким-то волшебным.
— А в Израиле?
— В Израиле я несколько раз была. Очень люблю Израиль. Там русских много. Сейчас вот подруга уехала туда жить.
— Вы глубоковерующий человек?
— Нет. Именно глубоковерующей я бы себя не назвала.
— Что вы переняли от родителей?
— Оптимизм по жизни. Отношение ко всему с иронией. Мама умела, даже когда всё было плохо, когда семья оказывалась в полнейшем тупике, как-то посмеяться над всем происходящим. Мы с братьями и сёстрами смеялись над неудачами, и они уже не казались такими страшными. Мама научила не падать духом. Конечно, не всегда это получается, но помогает в трудную минуту.
Та самая Америка
— Насколько я знаю, вы побывали в Америке. Что осталось в памяти?— Я там была три раза. И два из них на резиденции — театральной и литературной. Последний раз я вернулась в ноябре прошлого года. Три месяца жила в городе, признанном ЮНЕСКО городом литературы, — в Айова-Сити. Это, по-моему, старейшая писательская резиденция в мире, существует с 1967 года. За эти 50 лет кто там только ни бывал. Даже Орхан Памук, тот самый турецкий писатель, обладатель Нобелевской премии. Из наших авторов можно назвать Виктора Пелевина, Алису Ганиеву… Туда каждый год приезжают писатели из разных стран. Вот в этот раз было 35 писателей из 32 стран. География обширная, охватывает весь мир. Нет абсолютно никаких границ. Задача резиденции — сделать так, чтобы писатели рассказывали о себе, о своём творчестве, о культуре своих стран… И, конечно, чтобы пригляделись к американской культуре. Дело в том, что Айова-Сити — это студенческий город. Там 70 тысяч населения. В основном живут студенты и преподаватели. Я могу сказать, что поездка для меня получилась безумно полезной. Я очень благодарна Америке за то, что у них есть такие образовательные программы. Это интеграция в том плане, что ты видишь, насколько обширна литературная карта мира. Ты вдруг узнаёшь, что в Ботсване живут хорошие поэты, а в Гайане — писатели. Для меня это стало большим открытием… Хотя, наверное, я догадывалась, просто не задумывалась.Как не задумывалась о том, что происходит в Китае, Корее… А в азиатском поясе, оказывается, столько писателей, что речь идёт о расцвете современной литературы. Другое дело, что мы их не знаем, они крайне слабо переводятся и не представлены на российском книжном рынке. У них есть свои премии, литературные конкурсы… Поэтому было довольно любопытно прочитать и понять то, о чём они пишут. Мне, например, было ужасно интересно узнать о чём пишут драматурги из Аргентины.
Но это всё — с одной стороны. А с другой — можно говорить об опыте отстранения. Ты как бы смотришь на свою страну со стороны. Большое видится на расстоянии. Когда ты всё время живёшь в России, уезжая только на короткие периоды, не успеваешь посмотреть на неё со стороны. Три месяца в Америке помогли взглянуть на свою страну, на свою культуру другими глазами. И это тоже было очень интересно.
— Вас там не пытались, условно говоря, обратить в свою веру? Америка не из тех стран, что выкидывает деньги на ветер…— Это всё политика. Я не общалась с политиками, я общалась с простыми людьми — с преподавателями, студентами, фермерами… В большинстве своём они хорошие добрые люди. Никакого зла на Россию не держат. Никакой русофобии не заметила, наоборот, однажды был какой-то праздник, фермер из штата Айова узнал, что я из России… И когда я уточнила: «Приехала из Сибири», — у него просто челюсть отвалилась. «Сибирь! Господи, это же так далеко! Спасибо, что ты приехала к нам! Спасибо тебе!..» Он очень долго восторгался моей мужественностью, смелостью. Для него Сибирь, сказал, как северные джунгли. Конечно, я пыталась объяснить, что это не так. А в целом ни с какой агрессией по отношению ко мне, к России я там не сталкивалась. Кроме того, благодаря резиденции у меня появилось много новых знакомых. И несколько друзей, с которыми до сих пор переписываюсь. Большинство из них, кстати, — американцы. Поверьте, они тоже не рады, что так сложилась политическая ситуация. Они тоже не в восторге от объявленных санкций. «Это всё политика», — говорят они.
Знаете, мне даже показалось, что русские и американцы по своему менталитету очень схожи. Мы же жители двух империй. И это сходство ощущаешь, уезжая вглубь страны, — туда, где живут простые люди. Например, в Сибири гостя всегда с радостью и встретят, и накормят, и напоят… И расспросят: откуда он и кто такой. Вот и радушие «серединной» Америки мне очень напомнило гостеприимство сибиряков.
— Это ощущение появилось после третьей поездки?— Дело в том, что в первый свой приезд я жила на резиденции театральной, в Центре Юджина О’Нила. Месяц общения только с людьми из театральной среды: режиссёры, актёры… Это было очень здорово!Второй раз я ездила от премии «Дебют» — в составе российской делегации. Мы жили десять дней в Нью-Йорке. Как говорят, что Москва — это не Россия, совершенно отдельный мир, так и Нью-Йорк — далеко не Америка. Огромный мегаполис! Просто огромнейший город. Там такое же количество людей, как в Москве, и никому ни до кого нет дела. Все куда-то бегут. Всё быстро-быстро — и везде надо успеть. Дикий темп жизни.
Так что с настоящей Америкой, я считаю, удалось познакомиться только в Айова-Сити. Я была на нескольких фермах. Мы ездили на настоящее родео. Это потрясающе! Три штата соревновались между собой. Знаете, да, что это такое? Ковбойские соревнования. Кто, допустим, дольше продержится на необъезженном жеребце. Демонстрировали различные акробатические трюки на лошадях. Причём это обычные парни, которые живут на фермах. Просто таким вот образом «развлекаются» в свободное от работы время… Мне всё происходящее опять же напомнило Россию. Огромный стадион, и куча народу, съехавшегося с близлежащих окрестностей посмотреть на зрелище. И ведь приехали-то на лошадях многие… Это было удивительно весело. Такой настоящий американский праздник.
— Своеобразным итогом вашей поездки в Америку стала пьеса «Тот самый день». Можно ли надеяться, что поездка в Красноярский край, Хакасию, Туву тоже вдохновит на написание пьесы?
— Дело в том, что пьеса «Тот самый день» — не про Америку. Конечно, можно надеяться. Но это не обязательно будет про Хакасию. Может быть, появится что-то, навеянное местом, атмосферой. Но у меня так редко бывает. Чтобы я куда-то съездила и написала про это место пьесу… Бывает, что какие-то впечатления, переживания входят в произведение в переработанном виде.
Взгляд драматурга
— Вы же родом из Омска. Часто получается бывать на малой родине?
— Нет, не часто. Я туда езжу к бабушке раз в год. И, честно говоря, у меня от Омска остаются удручающие впечатления. Почему? Потому что я живу в Екатеринбурге. Есть возможность сравнивать два города. Омск — тоже огромный, миллионник… Но в Екатеринбурге всё развивается. Постоянно что-то строится, проводятся какие-то мероприятия… Чувствуется, что город живёт. А приезжая в Омск… Раз от разу всё больше убеждаешься, что от города веет запустением. Нет развития. Он — как стоячая вода: стареет, дряхлеет, толстеет во все стороны. Это грустно. Я Екатеринбург считаю своей родиной. Здесь я с 16 лет живу.
— И с 16 лет вы знакомы с Николаем Колядой. Не перестаю восхищаться этим человеком. Он своим примером доказывает, что негосударственный театр способен себя прокормить. — Способен. Но это очень тяжёлый труд. Коляда-театр — театр авторский. Николай Коляда сам пишет пьесы, сам их ставит… В репертуарном театре постановкой спектаклей занимаются разные режиссёры, появляется, соответственно, и много других моментов, требующих серьёзных затрат… При существующей театральной системе без поддержки государства не выжить.
Я безумно восхищаюсь Николаем Владимировичем как человеком, как мастером, как режиссёром, как руководителем. Он настоящий театральный подвижник. Его имя уже вписано в историю мирового театра. Столько, сколько он сделал!.. Это сложно переоценить.
— Согласен, не каждый руководитель может позволить себе покупать квартиры актёрам, с успехом колесить с театром по всему миру… А у вас тоже есть такие блокноты с записями, как у Николая Коляды?
— Я записываю на компьютер, на телефон. Я человек нового поколения. Вот Рома всё время что-то в блокнот записывает… У меня для таких случаев всегда под рукой телефон. Иногда открываю — более ста записей…
— Они пригождаются в работе?
— Иногда.
— Они же могут сами по себе представлять что-то цельное.
— Существует музей рукописей. Если Рома сдал туда свои тетрадки, то многие современные авторы уже приносят жёсткие диски. Да, другое поколение, другой мир.
— Интересно же увидеть, насколько тяжело автору давалась каждая строка — много ли правил, зарисовывал ли на бумаге своих героев…
— Я не спорю, это важно. Но время стремительно движется вперёд. Раньше авторы пользовались записной книжкой, блокнотом, ручкой. А сейчас их заменили гаджеты.
— Если заглянуть в драматургическую кухню… Для появления любого произведения нужен толчок — у кого-то это новость, услышанная по телевизору или прочитанная в газете, чьи-то слова, поступок… Нет дыма без огня в любом случае. Даже если брать для примера пьесу «Тот самый день».
— Пьеса «Тот самый день» была, скорее, написана под воздействием изолированности от России. Когда ты каждый день читаешь Facebook, новости, начинаешь понимать, какой же всё это бред. «Байкер Хирург рассказал Райкину, как надо ставить спектакли». Или что-то в этом духе. Абсурд? Живя внутри России, мы не замечаем всей абсурдности ситуации… И я начала над этим смеяться. Мне стало дико смешно от всего прочитанного в Интернете. Я вдруг увидела вещи, которые раньше не замечала. А потом родилась такая современная сказка, когда героиня отправляется на поиски отца своего будущего ребёнка. И с ней происходят различные приключения.
— Вот лично я, пока читал, успел и поулыбаться, и посмеяться, и поржать… Погрустить и помолчать я тоже успел. И всё это — на одном дыхании. В течение обеда. Со мной такое редко бывает. Так что спасибо вам за этот поток эмоций. Скажите, вы же наверняка отслеживаете пьесы, которые появляются… По вашим ощущениям, российская драматургия сегодня развивается или замерла на одном уровне? Не так давно, к примеру, Николай Коляда писал в соцсетях о том, что на конкурс «Евразия-2017» прислано было очень много пьес не слишком высокого качества. — Сложно судить. Год на год не приходится. Бывает год сильных текстов, бывает наоборот. Я считаю, что российская драматургия, безусловно, развивается. Просто есть ощущение, что ребята первой волны — Василий Сигарев, Вячеслав и Михаил Дурненковы, Юрий Клавдиев, Павел Пряжко, Наталья Ворожбит, Максим Курочкин, себя могу причислить к этому списку — в той или иной мере начинали как бунтари, как рок-н-рольщики. Мы достаточно хорошо поняли законы театра. Стараемся не уронить взятую планку. Но этот бунтарский лихой дух ушёл. Те, кто пришёл после нас, оказались встроены в систему. Знакомая история про то, что в 20 молодёжь хотела бы быть вне системы, а в 30 все хиппи становятся яппи. Не воспринимайте буквально, но всё же. Мне кажется, что новая волна — волна бунтарей — уже формируется. Она ещё не проникла в театр. О них ещё не узнала большая аудитория. Каждое поколение приносит с собой бунт, своё желание что-то изменить, попытаться поэкспериментировать.
Кто он, герой?
— Ярослава, а кто, на ваш взгляд, герой нашего времени?— Мне кажется, все привыкли, что героем нашего времени может быть только мужчина: Онегин, Печорин… Лично для меня — это женщина лет 45 — 50. Которая подняла на ноги детей. Чаще всего она разведена, но чего-то достигла в своей жизни. Состоялась в профессии. Она начальница, либо у неё свой бизнес. Она может быть и заслуженным учителем — не имеет значения. Это просто женщина, которая сумела самореализоваться. И как раз такие женщины тянут на себе нашу страну. Это действительно так, потому что куда ни глянешь, везде и всё решают женщины. Во власти, в здравоохранении, в образовании, в культуре… В бизнесе сейчас почти одни женщины. Разве не так? Они всё делают — и учат, и лечат…
Довольно распространённая история, когда женщина учит второй язык и ездит за границу, потому что ей это интересно. Она ходит на йогу, на фитнес, посещает какие-то курсы, занимается бизнесом… Ну вот просто всё ей интересно. Да, ещё помогает дочери. А муж лежит на диване, потому что устал и тупо смотрит телевизор, потому что ему больше вроде бы нечего хотеть. Он всего, видите ли, достиг. Очень часто я слышу жалобы от женщин, мол, мы с мужем ровесники, нам по 60, мне хочется жить, наконец-то узнать мир, а он говорит: «Я — пенсионер», — и лежит на диване. Как его растормошить?
— А почему мужчины, на ваш взгляд, именно такие?— Во-первых, женское воспитание. А во-вторых, мне кажется, что проблема уходит корнями в советское прошлое. Тогда за тебя всё решало государство. У мужчин не было рычагов управления. А мужчина так устроен, что ему надо принимать большие решения. Нужен, что называется, бой. Нужна игра. Мужчине всегда хочется большего.
Я в какой-то момент поняла, почему все комики и драматурги, как правило, мужского пола. Драматургия завязана на конфликте. А юмор, по сути, — скрытая агрессия. Драматургия и комедия — это удел мужчин. Очень чётко надо чувствовать конфликт, ощущать внутреннюю агрессию. В хорошем смысле этого слова. Она сублимируется. А женщина по своей натуре менее агрессивна. Ей сложно выстраивать какие-то конфликты… Хотя сейчас мы видим, что очень много женщин пришло в драматургию.
— Кроме вас я бы отметил Юлию Тупикину, Ирину Васьковскую…— Женщина всегда может сказать: «Я не хочу решать государственных вопросов. Лучше я состоюсь как мать». И она всё решит про свою жизнь. Про то, сколько у неё будет детей. Какая у неё будет обстановка в доме. В конце концов, она может состояться как библиотекарь. И будет у неё в библиотеке идеальный порядок и чистота.
Мужчина по своей природе воин, современное общество требует от него гибкости, пластичности, умения договариваться. Умения быть конформистом. А это же женские качества. Большинству мужчин сложно перестроиться. Оттого и появляются в их жизни наркотики, алкоголь… Этой беде подвержены в основном мужчины. Сколько их погибает в молодом возрасте… Когда они не могут найти какую-то цель в жизни.
— Особо это касается творческих людей.
— И творческих тоже. Если женщина не реализовалась в творческом плане, то может, повторюсь, переключиться на детей, на что-то ещё. Мужчине это очень сложно сделать.
— Возьмём для примера Владимира Семёновича Высоцкого. Его любила практически вся страна, но человеку не хватало официального признания властей, отсюда и все последствия. Как вы считаете, появись такой человек в наше время, он был бы востребован?
— Я думаю, безусловно.
— Человек с гитарой, о чём-то там хрипящий, кому-то, думаете, нужен сейчас?
— Я думаю, да. Конечно, это сложный вопрос. Есть поэт Всеволод Емелин, который пишет стихи и востребован, его читают.
— Я про такого не слышал.
— Тут сложно проводить какие-то параллели. Талант — он всегда чувствуется. И не важно, на чём он играет, — на гитаре или на фортепиано. Если человек талантлив, у него обязательно найдётся своя аудитория.
— Вот смотрите, сейчас в стенах детской музыкальной школы Абакана пишется альбом. На этот альбом обратит внимание какое-то количество людей только потому, что он связан с именем Романа Сенчина. Уберём эту фамилию из «афиши», просто записали альбом Вася, Петя, Коля. Кто их знает, кому они нужны? Если создадут какой-то скандал, тогда есть шансы…
— Ребята же не намерены собирать «Олимпийский». А свою аудиторию они, безусловно, найдут.
— Это вы так думаете, что не намерены… Они где-то в глубине души хотят, чтобы об этом узнало как можно больше людей. Почему бы и не «Олипмпийский»?
— Не буду спорить, мне сложно рассуждать о мире музыки. Я не знаю, по какой системе там что-то развивается.
* * *
Ярослава Пулинович: из анкеты. Три самых любимых писателя: Антон Чехов, Людмила Петрушевская и Людмила Улицкая. Три самых любимых произведения: «Господа Головлёвы», «Трамвай «Желание», «Время ночь». Любимые фильмы: «Пианистка», «Реквием по мечте», «Лолита», «Рассекая волны», «Трудно быть богом». Самый любимый актёр: Олег Ягодин. Самая любимая актриса: Юлия Ауг. Самый любимый поэт: Борис Рыжий. Любимый театр: Коляда-театр.
Окончание следует
Беседовал Александр ДУБРОВИН