Впервые я узнал о нем более 20 лет назад, прочитав восхищенный отзыв в красноярской молодежной газете. Автор публикации писал, что в Хакасии есть художник мирового уровня — Игорь Сейфулин. Это заинтересовало, и я стал разыскивать художника. Нашел в Черногорске, где он работал во Дворце пионеров руководителем художественного кружка, и пригласил показать картины в телепередаче “Добрый вечер” (тогда я работал ее редактором и ведущим). Когда мы развесили картины Игоря в студии, то получилось красочное, яркое зрелище. В тот день в передаче участвовал также заместитель председателя облисполкома Геннадий Африканович Вяткин, который все время до эфира не отходил от картин и выражал свое неподдельное восхищение. И они стоили того. Картины Игоря Сейфулина живописны, необычны, за ними видна нетривиальная личность художника. Жаль, что он так рано ушел из жизни, но его искусство продолжает дарить радость людям.
Вышло само собой
Одной из главных составляющих картин Игорь считал легкость.
— Картины не должны быть тяжеловесными, скажем так, — говорил он мне. — Я сажусь писать с удовольствием, еще большее удовольствие получаю, когда в процессе написания совершаю какие-то открытия… Они могут быть незаметны для зрителя, но объективно оказывают влияние на его восприятие картины. И это восприятие должно быть именно легким.
— Но я бы не сказал, что твои картины легки для понимания…
— А вот это, к сожалению, распространенное заблуждение о том, что картины нужно обязательно понимать. Да, зачастую зритель занят мучительным размышлением на тему: что же хотел сказать художник? А это не обязательно. Картину нужно не понимать, а воспринимать. Так или иначе, но каждый увидит свое в соответствии со своим духовным миром, настроением в данный момент, со своим художественным опытом…
Рисовать Игорь, как и многие, начал в детстве. Но если у подавляющего большинства рисовальные опыты заканчиваются, как заканчиваются детские болезни, то Игорь к двадцати годам, наоборот, уже овладел масляной живописью.
— Я не ставил перед собой цель стать художником, — говорил он. — Это вышло само собой. Видимо, сказалась природная склонность.
Мы разговаривали с Игорем летом 2000 года в его квартире на шестом этаже черногорской девятиэтажки (наш разговор цитирую по диктофонной записи того времени). В гости к нему я попал, можно сказать, случайно, но справедливо кто-то сказал, что случайность — это неосознанная закономерность. С тех пор, как я познакомился с картинами Игоря, с пристрастием следил за его творчеством. Видел их на выставках в Абакане и Черногорске. Не видел в Красноярске и Москве, других городах, но мог любоваться ими в художественном салоне рядом с абаканским магазином “Орбита”. И зайдя в универсам в Черногорске, я еще издали заметил в одном из отделов картины Игоря. Из разговора с продавщицей выяснилось, что художник живет совсем рядом — через дорогу. Номер телефона давно был в моей записной книжке, звонок, лифт, дверь открыл его младший сын пяти лет. Сам художник в то время передвигался на костылях. В марте ему ампутировали ногу. Он покручивал кончики усов, говорил, что, да, пока еще слаб, но уже снова в работе. Операция не вышибла его из творческой колеи, которую избрал для себя.
Жизнь прекрасна
Одна из его любимых на тот момент картин стояла на книжном шкафу. “Мальчик с клинком” — это своеобразное живописное размышление о детстве: ребенок с игрушечной саблей, простор моря с затерявшимися в нем кораблями дальних странствий, экзотический лев, свернувшийся в клубок возле мальчика, синева неведомых, фантастических небес над желтой пустыней с выветренными скалами.
— Твоя живопись своеобразна, можно говорить о стиле Сейфулина, но, как и любое произведение искусства, эта картина наводит на какие-то аналогии. Например, с живописью Сальвадора Дали…
— Конечно, такие художественные фигуры, как Дали, не могут никого оставить равнодушным. У него техника интересная, освещение, свои находки. Впрочем, как и у любого художника.
— А из русских художников тебе кто-то нравится более других?
— Не знаю. Многие. Частично Верещагин…
— “Апофеоз войны” (пирамида черепов)?
— Нет, по мне это слишком тяжеловато. Мне больше нравятся его этюды, картины, где такая замечательная мелкая проработка, много света. Просто класс! Куинджи, конечно…
— Как рождаются твои темы, твои живописные фантазии?
— Трудно сказать. Даже сейчас, в таком положении (Игорь показал на костыли), могу сказать: жизнь прекрасна. Смотришь — тучи собираются, дождь вот идет, все может послужить источником вдохновения. Иногда нет желания к живописи, ну, думаю, лучше графику порисую (смеется). Одно непреходяще — тяга, желание эстетики, будь это картина, графика, стихотворение…
— Ты и стихи пишешь?
— Редко. Короткие. Да и не сказал бы, что пишу. Это слишком громко сказано. Но какие-то словосочетания красивые записываю. (На графическом листе “Сны луны”, подаренном мне, по краю красивым стилизованным почерком написано: “ЛЕТО ВЕЧЕР утро НОЧЬ НА небе звезда как Будто ТогДА точь в точь и только небо и ЗВЕЗДЫ и неизменносТь ЗВЕЗД и ночь как будто тогда точь в точь”).
— Кто-то сказал — стихи не пишутся, рождаются…
— Может быть. Я о темах картин. Иной раз выходишь, смотришь на обыкновенный тополь, он чувствует, что собирается дождь — листья колышутся, поджидают влагу, которая вскоре прольется. Смотрю, душа радуется, хочется что-то изобразить… Вообще сейчас время такое приятное…
— Ты считаешь приятное?! В обществе?
— Конечно. Мне нравится. Какое-то возрождение идет. Духовное, я думаю. Мы же видим плоды — построен храм Христа Спасителя, строятся соборы — у нас, в Черногорске, в Абакане, в поселках…
— Ты верующий?
— Да, я православный…
— А какие вещи в сегодняшнем состоянии общества тебя расстраивают?
— Да, наверное, те, что и других, — стрельба, взрывы. Хотелось бы, чтобы были мир, любовь, но насколько это возможно…
Ради удовольствия
— Своим творчеством пытаешься что-то кому-то доказать или просто это твоя жизненная потребность?
— Прежде всего осуществляю стремление к эстетизации пространства — плоского холста, помещения, где находится хоть одна моя картина. Мне нравятся и абстрактные картины. У меня есть такие, которые вроде бы ничего не значат, просто рисую что-то эстетическое, приятно. Мне просто самому нравится. Вообще я пишу картины ради удовольствия. Впрочем (смеется), ради денег также. Это немаловажно. Продашь картину — и можешь купить, что хочешь…
С гордостью Игорь показывал висевшие на стене рисунки Сейфулина-младшего:
— У старшего, он сейчас учится в институте, может, и есть способности, но они не проявились. А у младшего явно видны. Вот два рисунка — ну просто здорово, я специально повесил эти композиции. Вообще, хорошо, когда человек стремится к эстетической ценности. Я вот был в старых русских городах — в Осташкове, Вышнем Волочке… Там идешь и чувствуешь слиянность городской среды с природой. Человек в этих городах как нигде близок к Богу, к природе… Основатели их существовали в гармонии с окружающим миром. Идешь по улицам, где камни брусчаточки один к одному лежат, ножку твою ласково принимают, собор стоит невероятной красоты, из деревьев домики выглядывают, и на душе приятно. Так же и живопись, наверное, когда она естественна, когда чувствуешь, что художнику хотелось писать, на душе также приятно. Вот и у меня с годами все большее желание двигаться к естественности в своих картинах, к гармоничности…
Жаль, что это движение оборвалось, когда художник едва вступил в пятый десяток жизни.
В Энциклопедии Республики Хакасия искусствовед Ирина Кидиекова написала: “Сейфулин Игорь Хамзаевич (28. 05. 1960, г. Черногорск, ХАО — 2002), художник-живописец, член Союза художников РФ с 1999. Работал руководителем кружка изобразительного искусства Дворца пионеров г. Черногорск. Один из первых художников Хакасии, обратившихся к этнической теме, к шаманизму как мировоззрению хакасов. Основные живописные композиции: “Оплодотворенная Земля”, “Песня золотого орла”, “Капли дождя”, “Музыка” и др. Принял участие в международной выставке СССР — США “Звездный путь человечества” (1989). Подготовлены персональные выставки
(г. Черногорск, 1989, 1998, 2001; г. Красноярск 1992; г. Абакан 1994, 2002)”.
Самородок
Художник Николай Чарков, с которым мы разговаривали недавно о судьбе Игоря, вспоминает:
— В восьмидесятые годы он приезжал к нам в Абаканские художественные мастерские как любитель, посоветоваться, показать свои работы. Он нигде не учился. Родился художником. Нам сразу было видно, что это художник от Бога.
Николай Чарков рассказал мне о совместной поездке “на дачу” Академии художеств СССР. Это были выездные курсы для художников в Подмосковье. Из Хакасии в них участвовали Александр Доможаков (талантливый художник, тоже рано ушедший из жизни), Александр Котожеков, Игорь Сейфулин и Николай Чарков.
— Он рисовал не так, как мы. Мы размечаем, закладываем основу композиции на всем полотне. Он начинал делать картину с любого места и отрабатывал до конца, до совершенства. Например, на большом холсте полтора на два метра начинал в левом нижнем углу. И дальше шел от этого фрагмента. Как говорится, от частного к общему. Я не знаю, как работал всемирно известный Сальвадор Дали, но творчество Сейфулина, его картины можно сравнивать с творчеством Дали. Но только сравнивать, потому что у Игоря был свой художественный почерк, свои секреты, свои темы. И не реалист вроде бы, но и не модернист. Мы на даче ходили по лесам, на речку, рисовали этюды с натуры. А он сидел в мастерской и писал свои картины. Кстати, он прекрасно пел, аккомпанируя себе на гитаре. Вся дача собиралась слушать его. Москвичи сразу признали его работы. Комиссия по итогам наших занятий взяла картины Игоря на советско-американскую выставку. Когда вспоминаю Игоря Сейфулина, я думаю, что это был самородок, присланный в Хакасию из Космоса.
Алексей АННЕНКО
Абакан