Об этой встрече я думал с тех самых пор, как познакомился с Василием Витвицким и Николаем Новиковым. Василий Яковлевич был директором Черногорской, Подсиненской, Усть-Абаканской птицефабрик, руководил Хакасской бройлерной птицефабрикой мясного направления. Николай Иосифович поднимал сельское хозяйство в Сапогово. В последние годы он живёт в Германии. Практически каждый год приезжает в Хакасию. Приезжал и в 2017 году.
«К Макарчуку? — на секунду задумался он над моим предложением поехать в село Борец. — К Анатолию Петровичу поеду. Ему при жизни надо ставить памятник. Вы что, такой человек!» Так вот и состоялась встреча двух директоров крупных совхозов. И так был дан толчок для этого интервью, начавшегося для меня с трогательной сцены встречи: «Коля! Как я рад тебя видеть, дорогой мой…»
Под впечатлением
— Я родился в деревне Тарск, — рассказывает Анатолий Макарчук. — Небольшая такая деревушка. Её создали в 1923 году переселенцы из Украины, мои предки. Так сложились обстоятельства, что пришлось им переехать в Сибирь. Создали они одну деревню, потом другую. Была гора Тара. Вот и назвали Тарск. В 2012 году мы там установили памятный знак — как напоминание о нашей деревне. Народу было много, приехал весь наш класс: Люда Рекутяк, Миша Гевель, Володя Старинец, Лёня Макарчук и я. Воспоминания о детстве хорошие. Семья у нас была большая. Жили не богато, но и не плохо, я бы так сказал. В детстве всё думал: «Когда наконец-то наемся хлеба?» Понимаете? Было такое. Вот нас набралось пять учеников моего возраста. Школы не было. А когда открыли, к нам из Краснотуранска, из районного центра, стали отправлять учителей. Запомнился 1952 год, когда в наш дом провели электричество. Пришли люди, вкрутили лампочку (дали две запасных), и мы сидели, ждали, когда она загорится. Точно так же с радио. Как сейчас помню, включили — и первая песня: «Широка страна моя родная…» Всё это делалось за счёт государства.Ещё одно воспоминание из детства — выборы. Рано утром мужики в приподнятом настроении запрягали лошадей и ехали на голосование. И хоть либералы говорят сейчас, что кому-то кто-то запрещал голосовать… Такого не было. Люди шли на выборы как на праздник. И с каждым годом после войны были какие-то улучшения. Жизнь потихоньку налаживалась. И когда пошла вот эта целина… Я тогда ещё не понимал, что это такое. Пацанёнок же был. А моя мать работала в совхозе «Советская Хакасия». Это за пределами Енисея, далеко от нас. На лето она брала меня с собой. Я всё это видел своими глазами.А про Борец я тогда и слыхом не слыхивал. А как узнал… Один раз по радио передавали новости. И почему-то мне это запомнилось: «Совхоз «Борец»… Идёт уборка урожая». Представляете? И вдруг узнаю, что туда переезжают наши родственники. Но переезжают не в тот Борец, который сейчас, а в Старый. Старый Борец находился в 12 километрах от нового посёлка. Я даже больше скажу… В 1958 году родственники привели с собой мужчину — Ивана Батхуновича — и познакомили его с моей мамой. Они поженились, и мать переехала жить, если быть точным, в село Старый Борец Карасукского совхоза Боградского района.
В 1960 году она забрала меня к себе. И в этом же году Старый Борец по ходатайству населения присоединили к совхозу «Борец». На первой встрече в Доме культуры я увидел Карла Генриховича Шмидта.
— Он сыграл в вашей жизни огромную роль.— Конечно. Во время учёбы в школе я возглавлял ученическо-производственную бригаду. В нашем ведении было 36 гектаров земли. Для полноценной работы совхоз нам выделил технику: трактора, комбайны, плуги, сеялки… Если что-то ломалось, мы, ученики, налаживали сами. Естественно, рабочие нам помогали. А самое большое содействие оказывал Карл Генрихович Шмидт, тогдашний директор «Борца». По окончании школы мы получили удостоверения трактористов 3-го класса. В 1962 году проходил слёт ученическо-производственных бригад Советского Союза. И меня, руководителя бригады, направили в Москву. Слёт проходил на Ленинских горах, во Дворце пионеров. Перед нами выступал сам Никита Сергеевич Хрущёв. Мне вручили похвальную грамоту за хорошую работу нашей бригады.А я же первый раз был в Москве. Нас водили на экскурсии… Посчастливилось увидеть и услышать выдающихся спортсменов: тяжелоатлета Юрия Власова, конькобежцев Лидию Скобликову, Виктора Косичкина и Евгения Гришина.
Как раз тогда я зашёл из любопытства в Большой театр. Был я один. Подошла ко мне женщина. Я ей объяснил, что приехал из Сибири на слёт ученическо-производственных бригад Советского Союза. И она часа два меня водила по всему зданию. Я даже в царской ложе был, представляете?
— Вы же были один — могла и отфутболить. — Могла. А почему не отфутболила? «Москву спасли сибиряки», — сказала она. Вот почему она уделила мне столько внимания и рассказала много интересного про этот театр. В общем, впечатления остались большущие.Ещё один случай расскажу. Но уже не связанный с детством. Поехала делегация от Хакасии в Беларусь. Я был в её составе. Вечером, когда все официальные мероприятия завершились, решил прогуляться по Минску. И встретился мне мужчина, разговорились. Только мы с ним расстались, я пошёл через дорогу. Но стал её переходить в неположенном месте. Под впечатлением от разговора, видимо, не заметил даже, как нарушил правила дорожного движения. Милиционер меня остановил, уже хотел выписать штраф, как ко мне подошёл тот самый мужчина. Вот с которым мы только что общались. Я ему рассказывал про Сибирь, про наш совхоз… И он этому милиционеру говорит: «Товарищ капитан, он приехал из Сибири. Они нас спасли в годы войны. Давайте я за него заплачу штраф…» Товарищ капитан извинился и никого не стал штрафовать. Вот такой был случай, просто уникальный.Могу про ещё один случай рассказать, пока не забыл. Связан он со службой в армии.Дело было в июне 1968 года. Меня, старшину 1-й статьи, направили в составе группы от Камчатской флотилии в Сибирский федеральный округ за молодым пополнением для службы на Тихоокеанском флоте. Направили в Барнаул, где мы и набирали группу, а эшелон формировался в Новосибирске. Оттуда мы и доехали до Владивостока. Добрались, следующий пункт назначения — Петропавловск-Камчатский. Посадили нас на гражданский теплоход «Советский Союз». Он был трофейный, забран нашим правительством после победы над фашистской Германией. До этого теплоход назывался «Альберт Баллин», курсировал с весны до осени между Владивостоком и Петропавловском-Камчатским.
И, как сейчас помню, 2 июня, когда мы пересекли территорию между Японией и Курилами, вышли в Тихий океан, я бросил в воду бутылку с открыткой. Помощник капитана мне тогда ещё крикнул: «Старшина 1-й статьи Макарчук, не бросайте бутылку в воду! У вас ничего не получится…» «Всё будет удачно», — сказал я и, в принципе, забыл про это. Просто подумал: «А вдруг она куда-нибудь прибьётся?»
— А что вы там написали?— Написал, что я из Советского Союза, живу в Красноярском крае. Про совхоз «Борец» там тоже было. Даже указал свой полный адрес. Естественно, подписался: «старшина 1-й статьи Анатолий Петрович Макарчук».
И что вы думаете? Проходит три года и три дня — получаю по почте письмо из… Чукотки. Оказывается, моё послание выловили возле Берингова пролива пограничники. Написали, что вот мы вашу открытку сохранили и передали в наш местный музей. Приезжайте в гости, будем ждать. И указали адрес, по которому можно их найти. В гости я, конечно, не поехал, но, вот, эта удивительная история врезалась в память на всю мою оставшуюся жизнь. Это ведь просто удивительно… Бутылка могла разбиться о скалы. Её могла проглотить акула. Да что угодно могло произойти, это же огромный океан.
Бескормица?
Всё будет нормально!
— Видите, у меня шрам на лице? — продолжает рассказ Анатолий Петрович. — Травму получил во время заготовки кормов. Камень отлетел — и в лицо, не успел среагировать.Мы в те годы постоянно были заняты какой-то работой. Людей не хватало — любая рабочая сила пригождалась. Я до армии и на шофёра успел выучиться, и учётчиком поработать. А служил на Камчатке, на флоте. Запомнилась традиция, которую завёл Карл Генрихович.У нас при совхозе был музей. И когда парни уходили в армию, их обязательно приглашали туда. Имелась книга записей. Всех без исключения записывали. В обязательном порядке вручали подарки, говорили напутственные слова, осыпали поздравлениями. Перед нами тоже выступали, говорили много добрых слов. Но что важно: пошёл я служить в армию, и в 1967 году в один из дней нас всех построили на палубе. «Старшина 2-й статьи Макарчук, выйти из строя». «Чего я такого нарушил?» – думаю. Оказывается, пришла благодарственная телеграмма из Хакасии: совхоз «Борец» награждён орденом Трудового Красного Знамени. Командир мне говорит: «Мы вас поздравляем!» И за такие заслуги даёт мне увольнение на два дня. Для меня это было… Как бы сказать… Большое воодушевление. Я что хочу этим подчеркнуть? Какое было внимание и отношение… И я это как понимал: мы снова должны вернуться туда, откуда приехали, в родной совхоз, и работать. Так я и поступил.Карл Генрихович очень уважительно ко мне относился. После армии я продолжал работать под его руководством. Разные должности занимал, перечислять их все не вижу смысла. Хотелось бы сказать о другом. Был случай, который я запомнил на всю свою жизнь. Как-то раз Карл Генрихович взял меня с собой в поездку. Я тогда работал инженером по охране труда. Мы с ним поехали в Назаровский совхоз на семинар по заготовке сенажа. На обратном пути он предложил заехать в совхоз «Истреченский», что в Балахтинском районе. Подъезжаем, а там идёт торжестенное мероприятие. Завгар нас увидел — и с крыльца навстречу: «О, Карл Генрихович!» До меня сразу дошло, что это за человек рядом со мной. Завгар провёл Карла Генриховича в зал. А там же люди выступали с трибуны. Он прошёл к сцене: «Подождите минутку. Уважаемые товарищи! У нас большой гость — Карл Генрихович Шмидт!» И весь зал встал. У меня была такая гордость за этого человека. И такая гордость за себя. Почему? Какой человек руководит мной! Какой человек руководит нашим хозяйством!Конечно, я старался брать с него пример. И какую бы должность ни занимал, добросовестно относился к своим обязанностям. Как-то он меня пригласил к себе: «Анатолий Петрович, проходит конкурс по технике безопасности и охране труда Советского Союза. Мы должны участвовать…» И мы по итогам конкурса заняли четвёртое место по стране. В качестве поощрения нам вручили автомобиль типа «шиньона». Дали грамоту, до сих пор где-то лежит. Их у меня много. Некоторые уже потерялись. Это ж был 1970 год, сколько времени прошло.
Потом я был бригадиром по выращиванию зерновых и кормовых культур. Затем меня пригласили поработать главным агрономом в совхоз «Целинный». Через десять месяцев меня оттуда перевели в совхоз «Борец» секретарём парткома. Два с лишним года проработал — назначили директором совхоза «Озёрный». До моего прихода хозяйство было убыточное. За год работы мы получили переходящее Красное знамя областного комитета партии за производственные показатели. И получили первую прибыль — 67 тысяч рублей.
— Навели порядок.— Первую посевную я доверил главному агроному, а когда вник, начал делать всё по-своему. Первым делом я занялся ранним паром. Было ведь как: скосят траву, потом, значит, начинают пары пахать. Это неправильно. Мы силосные культуры начинали по парам сеять. Я занялся кормовой базой для того, чтобы не ездить в командировки.
Работало пять отделений. Укаждого своя специфика. Возьмём для примера заготовку кормов. С управляющим разговариваю. «Начнём заготовку сена в августе», — говорит. Я ему в ответ: «Нет, будем начинать готовить в конце июня, потому что в это время меньше всего дождей. И всё вовремя уберём — даже не переживай…» В общем, когда я присмотрелся, многое переиначил. Практически вся технология была изменена. И мы потом положительно сработали. Много там деталей. Я не буду про всё говорить.
— Как же вас занесло обратно в «Борец»?— Был разговор с Александром Викторовичем Девяшиным, первым секретарём райкома партии. «Анатолий Петрович, в «Борце» нужен директор. Кого вы видите на этой должности из борцовских специалистов?» Я призадумался, а он на меня так поглядел: «А что, если вас?» И я согласился: «На родину — поеду». «А за тебя кто останется?» «Есть, — говорю, — такой человек, уже готовый руководитель, вот его можно поставить, ничего мы не потеряем». Моё согласие — это ещё полдела. Надо же, чтобы мою кандидатуру одобрили на уровне обкома партии. Тогдашний первый секретарь областного комитета партии Геннадий Петрович Казьмин изучил все личные дела… А нас, кандидатов на должность директора «Борца», было человек восемь. И он почему-то остановился на мне. А почему на мне? Может быть, он вспомнил случай, когда приезжал к нам во время уборки урожая. Он мне давал советы, но я решил поступить по-своему. И в итоге оказался прав. Потом он уже, на совещании в областном комитете партии, меня похвалил. Вот, мол, Макарчук ещё молодой директор, в этом году у него практически всё выгорело, но он всё равно убрал, что можно было убрать, и вышел из ситуации. Из той тяжёлой ситуации, считаю, мы действительно вышли достойно.Кстати, был ещё такой случай. Я, когда ездил закупать корма, в Ужуре заехал к директору элеватора. Еду, а издалека дым идёт. Подъехал — склад дымится. Захожу в кабинет к директору. Сидит, голова опущена. «Чё хмурый такой?» — спрашиваю. «Да у нас склад сгорел». Я ему: «Мимо проезжаю, думаю, дай заеду, спрошу, что у тебя случилось…» «Ты, — говорит, — единственный человек, кто заехал поинтересоваться. Другие даже не позвонили…» «Может, чем помочь?» И я ему в тот раз помог. И он мне тоже потом помогал. Когда это понадобилось. Видите, как бывает.И вот в августе 1987 года меня перевели в «Борец». Стал я с людьми встречаться, узнавать общее настроение. Начинаю им про перспективы, а мне в ответ: «Анатолий Петрович, отсюда надо бежать!» Я им: «Как бежать? Вы чё, ребята, говорите?» «Тут бескормица!» «Всё, — успокаиваю, — будет нормально». И мы всё поставили на свои рельсы. Как это было раньше, при Карле Генриховиче. Он, кстати, помогал мне, даже будучи на пенсии.Я очень много перенял от него. Это был прекрасный человек. Очень рачительный, грамотный. Думающий на много шагов вперёд. Я не помню, чтобы он на кого-то повышал голос. И все внимательно его слушали. Толково, рассудительно говорил. 20 лет я поработал под его руководством. На пенсию он ушёл в 1981 году, но никогда не отказывал в совете. Придёт — посидим, поговорим. В 2017 году Карлу Генриховичу исполнилось бы 107 лет. Проведём в посёлке митинг, люди соберутся, вспомним его добрым словом. Он заслужил того, чтобы о нём помнили.Такую историю расскажу: я когда-то на комбайне работал. Однажды выезжаю из загонки — все стоят. «Чё стоите? Надо же косить, несыро вроде бы…» А мне говорят: «Приехал председатель райисполкома и сказал: «Зачем вы такой хлеб валите?» Я им: «А как вы думаете Карл Генрихович на это посмотрит? Не думали, что он скажет?» И буквально тут же смотрю: машина едет. Карл Генрихович подъезжает: «Вы что стоите?» «Председатель райисполкома запретил косить». — «Кто директор совхоза? Я или председатель райисполкома? Ну-ка марш косить». И вот этот случай я запомнил. А вспомнил о нём, когда работал в совхозе «Озёрный».Еду из Абакана, к «Озёрному» подъезжаю, смотрю, комбайны все стоят. Я решил, что люди ужинают. Остановился. Мне объясняют: вот, мол, приезжал секретарь райкома с главным агрономом из райуправления, сказал, что зерно сырое — убирать его нельзя. «И мы остановились». «А ну-ка, — говорю, — заводите комбайны. И чтобы я больше этого не слышал… Вот когда я скажу, чтобы остановились, тогда и остановитесь…» Наутро звонок: «Почему убираешь сырой хлеб?» «Вы мне, — отвечаю, — доверили совхоз? Доверили. Знайте, я в убыток работать не буду!» «Ну, как знаешь, так и поступай». Мне никогда не давали указаний сверху, когда начинать ту или иную кампанию. Это всё выдумки, что мы работали под диктовку.Мы посевную проводили за 15 — 20 рабочих дней. Уборку — максимум за 23 дня. Я всегда говорил: «Три месяца будете сеять и три месяца будете убирать…» В 1991 году у нас было три сушильных комплекса. И они функционировали, в то время как в других местах закрывались. А когда производство ВТМ — витаминной травяной муки — закрывали, говорили, что это вообще невыгодно. А я не закрыл ВТМ. Зачем? Мы каждый день молотили по 500 тонн зерна. Занимались первичной очисткой. Когда первичная очистка шла, я зерно на переработку отдавал. Зерно же где-то мокнет, снизу прорастает. И мы делали после переработки термообработку, готовили так кормов на тысячи тонн. Мы в лабораторию сдавали переработанную продукцию через АВМ, в которой содержалось 0,7 кормовой единицы. Например, овёс — одна кормовая единица, то есть 1,0, пшеница — 1,2. А здесь 0,7 получилось. Тем не менее это стало хорошим для нас подспорьем. А самое главное — была стопроцентная поедаемость крупным рогатым скотом, овцой…Вторая сторона — я отказался от силоса. Силос — это капуста, от неё толку нет. Мне говорили: «Вот Анатолий Петрович умничает!» Я им: «Подождите, ребята! Жизнь покажет…» И стал заниматься многолетними травами, донником. Почему многолетними? Чтобы себестоимость кормов была ниже. Я сеял многолетние травы под Покров. Причём засевались довольно большие площади. И засевались одновременно с зерновыми. На будущий год я донник закладывал в сенаж. Затраты практически никакие, только на уборку. А силосную площадь надо весной вспахать, проборонить… Своя технология. А какие затраты!И ещё одна сторона дела — у сенажа 0,4 кормовой единицы, а у силоса — 0,19. Есть разница? Большущая. И где-то к 15 — 20 августа мы уже разделывались с кормовыми. Во время уборки я ими не занимался. Я стремился к тому, чтобы себестоимость заготовки кормов была самой минимальной. Нам каждый литр молока, к примеру, осенью 1991 года давал два рубля прибыли. А всё потому, что получали низкую себестоимость кормов.
Мы начинали пахать пары рано — 25 мая. За лето к посевной кампании будущего года земли заготавливали столько, что весной сразу шли обработка и посев. Поэтому посевную кампанию мы проводили в сжатые сроки. В итоге себестоимость тонны зерна в 1990-х годах была 150 рублей за тонну. А мы продавали по 850. Есть разница? И продавали около 5 тысяч тонн. В 1998 году мы столько приобрели техники, сколько не купили все совхозы в республике вместе взятые.
— А куда продавали?— На абаканский мелькомбинат. Мы с ним очень хорошо сотрудничали. И не только с ним. Список длинный получится, если всех перечислять. Вот смотрите: Красноярский машиностроительный завод, Красноярский цементный завод, горно-химический комбинат «Красноярск-26», Красноярская ГЭС, Ачинский нефтеперерабатывающий завод, Ачинская кондитерская фабрика, Черногорский камвольно-суконный комбинат, Черногорская фабрика первичной обработки шерсти, Черногорский угольный разрез, комбинат «Залив» Росрезерва, «Абаканвагонмаш», САЗ, «Саянгражданстрой», Абаканский молочно-консервный комбинат, Абаканский элеватор, Абаканская ТЭЦ… И даже со Знаменским спиртзаводом сотрудничали — мы им картошку продавали, мелочь очень хорошо шла на производство спирта. Мы каждый год в развитие совхоза «Борец» вкладывали миллион рублей. Школа, больница, ЖКХ, благоустройство… Всё это лежало на совхозе. Ежегодно сдавали десять двухквартирных домов. Асфальтировали улицы. Сделали большую пристройку для больницы. Пристроили спортзал к зданию школы. Мы из бюджета не брали ни копейки. Была, конечно, какая-то небольшая помощь от властей — предоставляли дотации на животноводческую продукцию. Но для нашей экономики это было мизерное подспорье.
Принцип руководства государством, республикой, районом, городом, совхозом один и тот же. Только объём работы разный.
— В курсе всех поселковых дел вы были…
— А как иначе? Я каждый месяц брал с собой зама и объезжал посёлок на машине. Едем: вот это надо сделать, вот это. Траву хозяин, к примеру, не выкосил у дома, прошу сделать ему замечание, через месяц, говорю, проверю. И так далее.
— Крут вы были на наказания?
— Я старался быть справедливым. Однажды еду в Старый Борец, а управляющий мне навстречу. Смотрю, а за горой, откуда он едет, дым идёт. Я остановился. «Всё у тебя нормально?» — «Да, всё нормально». — «Вон видишь дым? А чё ты домой поехал? Территория горит, а ты поехал домой отдыхать». Я его на второй день понизил в должности. Убрал с работы — он нанёс ущерб.
Учёт и контроль
— Как я работал с людьми? — задумывается на секунду Анатолий Макарчук. — У каждого своё хозяйство, огород. Вывезти мусор надо? Надо. Вспахать надо? Надо. Назначаем учётчика по вывозке мусора из каждой ограды. И пошла работа — независимо от того, кто где живёт. По два-три КамАЗа вывозили. Не бесплатно. Но деньги брали по себестоимости. Стоило это копейки. Точно такая же ситуация со вспашкой огородов. У кого их не было — в поле выделяли участки и пахали. Посадка картофеля в конце мая — вся необходимая техника в помощь. В течение лета мы эти участки ещё и боронили, и проводили межрядную обработку. Осенью людям предоставлялись картофелекопалка и техника для вывозки урожая. Потом — заготовка сена. Всем, у кого есть покосы, я давал указание помогать. Вывоз сена — то же самое. Начинали с самых дальних покосов и пока всё не вывезем.
Что ещё забыл? Частник держал большое поголовье свиноматок. Приходят как-то ко мне главный зоотехник и главврач. «Анатолий Петрович, нужно прививку делать свиньям. Требуется вакцина». — «Сколько надо?» — «2500». — «Ради бога». Опять приходят: «Мало, не хватило». «Давайте ещё». И привили 4500 свиней. Представляете, сколько держали? А крупного рогатого скота было три стада. В каждом из них — по 500 голов, не считая молодняка КРС. В данный момент люди такого количества не держат.
— 90-е годы — это ж было непростое время. — Тяжёлое было время. Но мы оказывали содействие. Я на собраниях выступал: «Держите скота столько, сколько хотите. Я окажу вам помощь для того, чтобы вы всё это содержали…» Я понимал, что людям надо помогать. Чтобы они жили, а не выживали. И когда проводились собрания, мне директора других совхозов говорили: «Твои люди торгуют на рынке». А я довольный: «Ну и пусть торгуют. Значит, есть что продавать…»Кто-то хотел КРС продать совхозу. Почему нет? Забили, взвесили, приходи в кассу — получай деньги. По той же самой цене мы это мясо и продавали — без всяких накруток. Рабочего человека я ценил, уважал и делал всё, чтобы ему жилось легче.
И когда уходил из «Борца» в 1999 году, сказал: «Я сделал всё, что мог, пусть после меня сделают лучше».
— А лучше не получилось. К сожалению…
— Такое было хозяйство… А когда начали банкротить…
— Сердце кровью обливалось.
— У меня и сейчас сердце кровью обливается. Совхоз же можно было сделать базовым предприятием сельскохозяйственного колледжа. Здесь студенты могли проходить практику. Всё же было поставлено на высшем уровне. Начиная с учёта… Плюс контроль. Когда исчезают такие прибыльные предприятия… Это неправильно.
— Почему же так получилось? Обстоятельства сложились не самым выгодным образом или не нашлось хозяина? — Так сложились обстоятельства. Недальновидность. Вот и всё. Не-даль-но-вид-ность. Фермерство фермерством, но надо стремиться создавать всё на промышленной основе. Крестьянско-фермерские хозяйства — это всё не то. Объёмы слишком малы. Когда ты поставишь процесс на промышленную основу, есть возможность снизить себестоимость, а значит, и производить больше продукции. Много разных факторов.Вот иногда слышу: на такую-то сумму власти оказали помощь. Ладно, помогли вы ему, всё здорово, а что он произвёл? На какую сумму отдача? И какова реализация? Назовите мне два этих фактора, и я вам скажу: он рентабельно работает или не рентабельно. Вот «Борец» по всем показателям был ведущим совхозом в Хакасии в то время. Хотя все мы были в одинаковых условиях. О чём это говорит?
А когда я стал главой Ширинского района, поехал по всем совхозам. Поехал и ужаснулся. Раньше я просто не вникал — своими делами занимался… Да и как-то неприлично было интересоваться. А когда приехал и посмотрел… Какая слабая культура производства! Какое запущение! На одном предприятии попросил показать их план экономического развития. Посмотрел и с трудом сдержал эмоции. «Как вы, — спрашиваю, — думаете работать?»
— Согласен, во всём должен быть порядок.— Случай расскажу. Собирают нас, директоров совхозов, в министерстве сельского хозяйства республики. А так как в «Борце» семян было много, мне разнорядку: отдать 300 тонн Усть-Абаканскому району, по 100 тонн — Бейскому и Боградскому. Я говорю: «Бесплатно — не дам». «Как это ты не дашь?» — «Очень просто — не дам. Деньги в кассу — и зерно в складе». — «Они тебе осенью отдадут». Осенью! Представляете? «У них, — говорю, — сейчас нет, а осенью и подавно не будет. И что я буду делать?» Он мне отвечает: «А мы тебе горючее не дадим!» Я ему так и ответил: «Дорогой ты мой, мне горючего от вас не надо. Вы наше горючее отдайте кому-нибудь другому. У меня запас горючего в совхозе на пять месяцев…» «Ах ты какой!» — «Какой есть. Надо работать, чтобы было. Условия для всех одинаковые». И не дал.Деньги надо уметь считать. Учёт и контроль — это важные факторы экономики и всего производства. Вот приходит ко мне главный зоотехник. «Давайте, — говорит, — будем не 12 литров доить, к примеру, а 13». «А вы мне подсчитайте, во сколько это нам обойдётся». Подсчитывает. Я ему: «Вот и смотрите: что нам даст литр молока? Видите, какая сумма? А что мы затратили? Выгодно? Нет…»Вот животноводство. Многие дойное стадо держали в тайге. Мы тоже. В тайгу уходили где-то 30 июня, а приходили 14 августа. А до 30 июня там жила целый месяц бригада строителей, электриков, сантехников. Ремонтировали жильё, технологические помещения, занимались электрикой. Всем необходимым их обеспечивали… Достаточно большие затраты. И это при том, что доярки и скотники жили там. А в августе начинались тёмные ночи. Бывало, что и скот терялся. Посмотрел я на это дело и решил: больше в тайгу не пойдём. Заранее подготовили площадки под дойные стада. Начали сезон 30 апреля, а закончили 14 октября. Подсчитали, сравнили — надоили больше. И скептикам сразу сказать больше нечего. И привес мы получили больше, чем в тайге. Выгоднее оказалось.По привесам. Крупный рогатый скот выгодно держать до тех пор, пока он не наберёт 360 килограммов. В таких случаях 80 процентов кормов идёт на привес, 20 — на содержание. А после 360 килограммов — всё наоборот: 20 процентов — на привес, 80 — на содержание. Стоит держать? Не стоит. Надо сразу на мясокомбинат. Или ещё куда. С Пушным мы хорошо работали. Если был тощак — отдавали на откорм зверушкам. В перестроечный период мы хорошо работали с Киргизией — сельхозпродукцию отправляли КамАЗами. А оттуда нам привозили фрукты, овощи… Я постоянно повторял: «У руководителя на столе всегда должен лежать лист бумаги и карандаш. Всё требуется просчитывать…»
В настоящее время много говорят о том, что в СССР полки магазинов были пустые… Согласен, но причина ведь была не в том, что сельские товаропроизводители мало производили своей продукции. Проблема в другом — её не могли довести до покупателя. Сегодня полки ломятся от разнообразия, а народ буквально тоннами ест таблетки.
— Анатолий Петрович, а у вас не было страха, что кто-то подсидит?
— Нет, не было. Я считал, что каждый руководитель должен самосовершенствоваться. Будешь совершенствоваться — никто тебя не подсидит. Со старым багажом знаний много не наруководишь. Поэтому я не боялся таких вот активистов, предлагающих какие-то идеи. Наоборот, я старался сделать так, чтобы их энергию пустить на благо предприятия.
— Сколько человек работало в то время в «Борце»?— 637. В период посевной, окота — это временные работы — доходило до 800 человек. Пенсионеры помогали, учителя, врачи, школьники… Поэтому не надо удивляться, почему совхоз вкладывал каждый год по миллиону рублей в развитие посёлка.В 1989 году, помнится, привёз из Москвы всё необходимое, чтобы сделать бассейн. Два спортзала — маленький и потом большой — мы построили, и решили, что детям нужен бассейн. Единственное, что мы не учли — уже в 1990 году начались сложности в экономике страны. Так мы бассейн и не установили, отдали его в Боградский район. Там как раз должна была пройти Спартакиада народов Хакасии.
Тогда же планировали на стадионе провести реконструкцию, сделать всевозможные аттракционы, трибуны. Даже смотровое колесо хотели сделать. Была договорённость с людьми, но всё заглохло, не успев начаться. Жаль, намерения были благие. Мы же в какой-то степени лицо республики, находимся на федеральной трассе. Все, кто проезжал бы мимо, это видели. И знали, что такая сказка возможна благодаря совхозу «Борец».
— На ваших плечах держался весь посёлок.— С одним председателем райисполкома разговаривал. «Вот что ты, — говорю, — можешь? Что в твоих силах изменить? Вот ко мне, например, пришли из школы. После ливня начала протекать крыша. Я дал команду, отправил людей, те пришли, перекрыли крышу. Руководство района и знать не знает про этот ремонт. Десять двухквартирных домов построили. Власти отчитались — вот такое количество жилья возвели. А что сейчас? Если градообразующего предприятия нет, что делать? В распоряжении у руководителя одна авторучка. А на моих директорских плечах всё лежало: каждый год капитальный, текущий ремонт. Мы всё на себе тащили. И я мало интересовался, какой там бюджет республика принимает. Мы надеялись сами на себя. Мы государству не должны ни копейки. И для нас это всё было обыденным делом.
В Москве, в ресторане, сидели. И один москвич назвал меня крестьянином. Я его спрашиваю: «Почему ты меня назвал крестьянином? Вот давай про культуру с тобой поговорим. Давай тему искусства затронем. Да на любую тему давай. Я могу на любую тему с тобой говорить. Ты не намного грамотнее меня. Но ты наглее меня…» Я в тот раз купил товарищу своему запчасть на «Москвич». И этому москвичу рассказываю… Приеду, говорю, отдам. «Бесплатно?» — «Бесплатно». Он на меня смотрит и не может понять: как можно вот так просто взять и отдать. «Да, я купил и просто так ему отдам, денег с него не возьму…»
Авторитет личности
— Сейчас, когда прошло время, как бы вы оценили свою работу на посту главы Ширинского района? Что получилось, что не получилось? Время-то было непростое. У вас не было таких возможностей, которые позволяли бы делать дела так, как вам хочется.
— Когда меня избрали…
— А вы по своей инициативе пошли на выборы?— Нет. Повлиял мой хороший друг — Дмитрий Георгиевич Миндиашвили. Познакомились мы с ним, когда я ещё работал директором совхоза. Фамилия его была на слуху. Все знали — патриарх вольной борьбы, великий тренер. Его частенько приглашали в Хакасию. И в тот день он ехал из Абакана. Какой-то там семинар проводили. Всё закончилось, его пригласили на курорт «Озеро Шира». Должны были встретить, но… не встретили. И он говорит: «Давайте в Борец заедем». А когда заехал… Для меня это было… Такой человек! Не человек, а глыба просто. Так вот мы с ним и познакомились, стали дружить семьями. Он почётный гражданин села Борец. Приезжал ко мне на юбилеи. Постоянно созваниваемся. Если он в Хакасии, заезжает в гости. В одном из разговоров Дмитрий Георгиевич мне и говорит: «Иди на главу района…» Если бы не он, я бы не пошёл. Честно говорю. У меня и мысли не было. У меня в совхозе так всё было отлажено, что работа доставляла одно сплошное удовольствие. И он всё-таки меня уговорил. А когда я подал свою кандидатуру, честно признаюсь, знал, что выиграю. Не скромно говорить, но авторитет был сильнейший. Прошли выборы — пришёл я в кабинет. Сел за рабочий стол. Приглашаю финансиста. «Сколько, — спрашиваю, — пришло денег на счёт?» Она: «Пять тысяч». «Сколько?! У меня, — объясняю, — в совхозе в десятки раз денег больше, чем в районе. Как так?»Начал разбираться, долгов у района — на 176 миллионов рублей. Сейчас вспоминаю, это была катастрофа. И сложностей столько — всё разом не охватишь. Пример приведу по электроэнергии. Приходит счёт — на миллион 200 тысяч рублей, другой месяц — на миллион 500 тысяч. Надо же платить за свет. Вызываю заместителя: «Узнай причину, почему нам такие деньги начисляют?» Докладывает: так, мол, и так, нет учёта, нужно ставить электросчётчики. Спрашиваю: «Сколько нужно счётчиков? Во сколько обойдётся?» Подсчитали. «Всё, покупаем!» И что вы думаете? Не полтора миллиона рублей стали платить в месяц, а 250 тысяч. А в летний период и вовсе 25 тысяч рублей. Есть разница?
Второй пример приведу — озеро Белё, посёлок Жемчужный. Курортная зона. 42 тысячи рублей налогов платили. 42 тысячи! Такой Клондайк. Даю команду: приведите в соответствие.
— Заставили людей выйти из тени и платить за землю как полагается?— Всё должно быть по закону. И что вы думаете? Восемь с половиной миллионов рублей налогов. Есть разница?
Рассказывать можно про это всё целый день — и времени не хватит.
— С долгами вы рассчитались?
— Когда я в 2007 году уходил с поста главы Ширинского района, все статьи за первый квартал были закрыты, свободных денег оставалось на сумму 5 миллионов 600 тысяч рублей.
— Впечатляет.— Мне один человек как-то сказал: «Вот, Анатолий Петрович, к тебе все ходят…» А я ему ответил: «Да ходят не ко мне, а к моей должности. Не буду я занимать этот пост — ко мне не пойдут. Есть два авторитета: авторитет личности и авторитет должности. Авторитет должности был, есть и будет. А вот авторитет личности в этой должности надо ещё завоевать…» Сила руководителя в его порядочности. Чтобы люди тебе поверили, они должны понимать, чего ты хочешь, к чему стремишься. Прежде чем принять какое-то решение, я выносил вопрос на обсуждение специалистов. Внимательно всех выслушивал, давал задание всё просчитать и только потом, взвесив все за и против, склонялся к чему-то конкретному. Если ты неправильно себя повёл, допустил ошибку, то год, считай, улетел в трубу.
Ни в коем случае не надо ошибаться в назначениях на должности. Говорят: «Со временем он научится руководить…» Нет, руководитель с первого дня должен не учиться, а работать. Он должен быть готов к предложенной ему должности. В настоящее время я не вижу таких людей…
— Кадровый голод.— Да. Начинаешь беседовать — не буду фамилии называть — чувствую: не готов. А он сидит в этом кресле. Поэтому продвижения вперёд не будет.
Что ещё скажу: когда я был директором совхоза, к нам в разные годы приезжали люди из области, из республики, из района. Приезжали и выступали. Вот выступают и выступают. А все сидят и ждут, что скажет директор. Как директор себя поведёт, так и будет. Лучше меня обстановку в совхозе никто не знает. Если я что-то и делал, то старался каждый свой шаг взвешивать. И в депутаты Верховного Совета пошёл не с бухты-барахты. Обдуманное решение. Выступил, помню, перед коллективом совхоза «Борец». Сказал главное: «Мне надо быть депутатом». И всё: поехал на курорт отдыхать. Никакой избирательной кампании я не проводил.
— Такой у вас был авторитет.
— Потом мне звонят из Абакана: «Анатолий Петрович, вы — депутат Верховного Совета Хакасии!» Люди отдали за меня свои голоса, так как понимали: это надо для их же блага.
— Это вы так морально готовились к должности главы района. Директор совхоза, депутат — это такие ступеньки.— Да. И я доволен. Мне нравилось быть и директором, и депутатом, и главой района. И я всегда говорил: чем труднее, тем интереснее. Вторая сторона этого дела — испытывается коллектив, появляется возможность понять, на что способны люди, тебя окружающие. Вот как я себя поставлю, так и будут думать о совхозе, о районе.Случай вспомнил. У меня горючее всегда было — я не хвалюсь. Приезжает человек в район: «Где бы мне горючего взять?» Ему говорят: «У Макарчука есть, но он не даст». Через два дня он приезжает ко мне. Объясняет, что в тайгу надо выйти, да вот горючего нет. «Отправляй хоть щас машину». Он: «А мне сказали, что ты не дашь». Вот такой случай был. Видишь как. Пусть на их совести остаётся. А почему бы ему не помочь? Он рассчитается, я знаю. А когда главой работал, напряжёнка была в районе с деньгами. 28 декабря. Нет угля. Я поехал на угольный разрез. 15 января, говорю, я с вами рассчитаюсь. Они мне сразу 30 вагонов. И перед этим тоже был случай. Начало отопительного сезона – угля нет ни грамма. Поехал — договорились: 10 октября деньги будут. Они мне отправляют две тысячи тонн угля. 11-го заезжаю к ним: «Деньги поступили?» «Поступили. Анатолий Петрович, мы тебе верим, сколько надо, столько и дадим». Один видный политический деятель ещё при Ельцине как-то сказал: «Сельское хозяйство — это дыра. Скважину пробурим — будем нефть качать, купим всё, что нужно…» Но это же вообще маразм. Положи перед голодным человеком булку хлеба и слиток золота. Что он возьмёт? За булкой хлеба потянется, а уж потом за золотом. О чём можно говорить? Вот нас либералы называли красными директорами. Я им говорю: «Почему вы меня назвали красным? Почему? Вот есть Советский Союз. А при чём здесь он? Власти же надо, чтобы люди жили. И не важно, коммунистический это строй или демократический. При любом строе нужно уметь руководить. Строй не виноват. Также либералы говорят, что мы жильё отдали населению бесплатно. Дорогие мои, я им говорю, да мы жильё строили не за счёт государства, а на собственные средства. На средства, полученные хозяйственной деятельностью.
Мой дед в 50-х годах говорил: «Как я жил при царе — никому пожелаешь… Дом сам строил… Всю жизнь горбатился. А сейчас? В школу вы ходите. В детсад ходите. Больница, — говорил, — под боком. В институты поступаете, работу вам дают. Чё вам щас не живётся?»
— За что бы вы сказали спасибо родителям?
— Мать была разнорабочей. Четыре класса образования. Трудолюбивая. Любила честность, порядочность. Родители дали мне напутствие: «Сынок, учись, никогда никого не обманывай». Никогда я не любил ложь, враньё. Не любил зависть. Мать всегда была внимательна ко мне. И я к своим детям внимательный. Она хоть и была малограмотная, но жизненный опыт никуда не денешь… «Сынок, так будет лучше». Хоть и директором был, всё равно зайдёшь к ней чай попить: сынок, вот так и так. Её звали Ефросинья Кузьмовна.
— А ваш папа?
— Иван Батхунович Джиргалов, о котором я уже говорил, — мой отчим. Он работал скотником в совхозе, на молодняке в основном… Он ко мне нормально относился, плохого не скажу. Были они обыкновенные работяги, которые прививали желание трудиться, учиться. Быть честным к людям, никого не обижать, не унижать… Нас, детей, в семье было четверо. Я и сестрёнка Маша, получается, были от первого маминого брака, а Света и Коля — от второго.
— Уйдя на пенсию, чем занимаетесь?
— У меня, честно признаться, нет свободного времени. Я любитель природы. Люблю просто отдыхать где-нибудь в тайге, на берегу реки, озера. Люблю поохотиться, порыбачить. Но когда лицензия есть. Без лицензии — совесть не позволяет. Чтобы меня кто-то там поймал за руку и стал воспитывать… Вот такой ты, сякой. Нет-нет! Да и зачем? Охота, рыбалка, природа. Много в гости езжу — приглашают. Спортом занимаюсь. Без спорта я не могу. Дома по хозяйству всё делаю сам — помощники мне не нужны. Сам дрова пилю. Сам мусор вывожу. Дача у дочери на курорте. У меня две дочки — Лариса и Елена. Хочется и им как-то помочь. У меня руки откуда надо растут. Столярные дела, строительство — это я любитель. И в огороде всё сам. Я занятой человек, честно скажу.
От судьбы не уйдёшь
— Про сына вашего хотелось бы поговорить — про Петра. Все мы знаем про его спортивные успехи — дважды был участником Олимпийских игр, в 2002 и 2006 годах. Побеждал на чемпионате Европы, Кубке Европы, был серебряным и бронзовым призёром чемпионатов мира. Но мало знаем о детстве. Каким он рос ребёнком и как так получилось, что оказался в бобслее?— Я, сколько помню себя, любил спорт. И до сих пор увлекаюсь. Для меня — это жизнь. И волейболом занимался и коньками. Но в основном волейболом. И я старался прививать сыну любовь к спорту. Каждый раз, как шёл в спортзал, брал его с собой. Не помню такого случая, чтобы он сказал: «Я не пойду». Это одна сторона дела, вторая — он маленький был очень шустрый. Вера Егоровна в садик его отводила и забирала. Он туда и обратно передвигался бегом. «Мама, я не могу ходить шагом!» Когда пошёл в школу, выяснилось, что сам по себе очень одарённый парень. Практически на всех районных соревнованиях по лёгкой атлетике он занимал первые места.
И что ещё важно. Был случай в 7-м классе. Мы поехали на охоту в мороз. Температура — градусов 30. Он в санях сидит. Поохотились. Я его решил пораньше домой отправить — была машина. Говорю: «Петя, садись в машину, езжай, холодно…» Он мне: «Папа, а как же ты без меня? Я без тебя не поеду…» Представляете, как мне было это по душе?
— Он рос папиным сыном.— Его ребята как-то спросили: «Кто твой самый лучший друг?» Он ответил: «Отец». Пётр служил в Германии. И там он однажды с одним парнем на спор решил пробежать стометровую дистанцию. Тот — выпускник Суворовского училища, мастер спорта по лёгкой атлетике. Он-то ему и предложил посоревноваться. Пётр согласился. Надел немецкие сапоги — они лёгкие, и во всём солдатском обмундировании вышел на старт. А соперник его был, как и положено, — в майке, трусах и кроссовках. И на стометровке он его обогнал. Тот не мог понять, как так получилось. «Давай ещё раз!» Он его ещё раз обогнал.После армии Пётр стал выступать за сборную Ширинского района. И каждый раз всех обгонял. В 1994 году он попал на летнюю Спартакиаду народов Хакасии, где пришлось тягаться с ребятами-пожарными из Саяногорска. Они же физически подготовленные люди, причём достаточно прилично. Короче говоря, он первым стал на сотке и вторым — на двухсотметровке. Те, конечно, очень сильно удивились: «Какой-то там «чайник» и нас обогнал, как так?» Подошёл к нему тренер по пожарно-прикладному спорту Хакасии Михаил Овчарук: «Пошли к нам тренироваться». Он согласился. Так он оказался в Саяногорской пожарной части: работал, тренировался. Даже установил рекорд на первенстве Сибири и Дальнего Востока на стометровке.А я в это время встретился с Дмитрием Георгиевичем Миндиашвили. И он мне говорит: «Есть такой тренер по лёгкой атлетике в Красноярске, подскажу ему — пусть посмотрит парня…» Оказалось, что тот совсем скоро приедет в Шушенское. Приехали туда и мы. Посмотрел он Петра, высказал свои замечания: вот у него неправильная техника бега, вот он ногу не так ставит и так далее, и тому подобное… Я махнул рукой: не понравился — и ладно.
А потом был чемпионат Красноярского края. Петра пригласили тогда уже в сборную Хакасии. И вышел он на дистанцию с воспитанниками того самого тренера. И что вы думаете?
— Победил.— Победил. На том чемпионате Красноярского края по лёгкой атлетике он выполнил норматив мастера спорта на стометровке и в забеге на 200 метров стал первым.Я потом подошёл к тому тренеру: «Что ты там про ноги говорил? Ошибался? Вот видишь. Но он к тебе уже не пойдёт…» И вот как раз тогда его заметили тренеры по бобслею — Сергей Смирнов и Анатолий Челнышев. На стадионе был боб. Они ему: «Попробуй толкнуть». Он толкнул. И показал лучшее время в России. С первого раза. «Будешь заниматься бобслеем?» — «Буду». И они объяснили, почему шансы показать высокие результаты в лёгкой атлетике у Петра невелики. Во-первых, очень высокая конкуренция. Во-вторых, надо переучиваться бегать. Он потом сам в этом убедился – поехал в Тулу на всероссийские соревнования, а там же колодки. Он в колодках ни разу не выступал. Замешкался, говорит, на старте, потерял время. И тем не менее пришёл к финишу пятым.
Так господин случай направил его в бобслей.
— Болели, переживали, когда выступал на двух Олимпийских играх?— Конечно, у нас есть все записи. Ночью не спали. Всё это есть. Всё это уже история.
Но как будто вчера было. И 1999 год помнится, когда он стал обладателем Кубка Европы, призёром Кубка мира, взял серебро на чемпионате мира. Он, кстати, шестикратный чемпион России. И 2002 год забыть нельзя — Олимпиада в Солт-Лейк-Сити. И 2006-й — Игры в Турине.
— Эстафета олимпийского огня в преддверии Сочинских игр — это тоже незабываемое событие. Ваш сын был одним из факелоносцев.
— Да, остались фотографии. Вот они все в альбоме. Тут вся история нашей семьи. А вот этот фотоальбом в 1985 году подарил мне Карл Генрихович Шмидт со словами благодарности за работу в совхозе на благо Родины.
— Звучит, может быть, и пафосно, но, на мой взгляд, в полной мере отражает суть того, что было сделано вами за эти годы.
Беседовал
Александр ДУБРОВИН
Наша справка
Карл Генрихович ШМИДТ
Родился Карл Генрихович 24 августа 1910 года в селе Унтервальден. Тогда это был Николаевский уезд, Самарская губерния. Ныне — село Подлесное Марксовского района Саратовской области. Образование — 4 класса церковно-приходской школы и, можно сказать, работа. Да, работа, работа и ещё раз работа. С 12 лет. Пока не пошёл в армию. Срочную службу в Красной армии Карл Шмидт проходил с октября 1932 года по ноябрь 1935-го. После демобилизации вернулся в сельское хозяйство. И не просто вернулся, а взялся грызть гранит науки. В январе 1939 года он окончил сельскохозяйственное отделение Высшей немецкой коммунистической школы. Вскоре дипломированный агроном получил должность заместителя директора по политчасти Цюриховской МТС, была у них такая в районе.
Все планы на счастливое будущее смешала Великая Отечественная война. Тысячи немцев были, как известно, депортированы из Саратовской области в Сибирь. Карл Генрихович был отправлен в Хакасию. В Июсском совхозе он проработал главным агрономом десять лет. Годы эти были непростые. В 1948 году, например, был получен неслыханный для Хакасии урожай: по 35 — 40 центнеров пшеницы с гектара. А осенью 1949-го Карла Шмидта… арестовали. За вредительство. Пытался якобы скрывать зерно от сдачи государству под маркой семян. Но всё обошлось. Спустя два месяца его освободили и вернули на прежнее рабочее место.
Новая жизнь для Шмидта началась в середине 1950-х годов, когда в рамках программы освоения целинных земель в Ширинском районе был организован совхоз «Борец». В апреле 1956 года Карл Генрихович был назначен его директором. Под руководством Шмидта хозяйство стало одним из передовых в Красноярском крае.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1957 года за выдающиеся достижения в освоении целинных и залежных земель, успешное проведение уборки урожая и хлебозаготовок в 1956-м Карлу Генриховичу Шмидту было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот».
В последующие годы в хакасской степи вырос новый посёлок Борец. В совхозе создавались все необходимые условия для высокопроизводительной и рентабельной работы. И то, что «Борец» смог стать таким, каким он был в те годы, без сомнения, заслуга директора совхоза. В 1980 году «Борец» стал племсовхозом. А в апреле 1981-го Карл Генрихович вышёл на пенсию.
Он умер 11 октября 1988 года. Похоронен на кладбище посёлка Борец.